Цвет страха - [54]

Как правило, чем меньше пукер-фактор, тем охотнее солдаты идут в бой.

Но только не в том батальоне Легиона, которым командовал полковник Жан-Гай Бавар. Чем выше пукер-фактор, тем легче дышать.

– Насколько он низок? – робко осведомился кто-то из рядовых, когда полковник разрешил задавать вопросы.

– Самый низкий, какой только может быть.

На лицах солдат застыл испуг. Кое-кто заранее прекратил дышать. Казалось, даже красные береты бойцов поникли и сморщились.

– Не ожидается ли применение отравляющих газов? – с надеждой в голосе спросил сержант.

– Нет, не ожидается.

– Давайте все же захватим противогазы, – предложил рядовой.

– Пользоваться противогазами запрещено, – суровым тоном заявил полковник. Его солдаты, слывшие отчаянными храбрецами, окаменели от страха. – Наденете вот это. – Полковник раздал своим людям заклеенные изолентой очки, защищавшие глаза от ярких лучей.

Солдаты с сомнением осмотрели очки.

– Но если мы не будем видеть, как же мы пойдем за вами, господин полковник?

К их вящему ужасу, полковник расстегнул клапан гимнастерки, достал из кармана и выбросил флакончик с таблетками древесного угля, которые всегда были при нем на тот случай, если понадобится унять разбушевавшиеся кишки.

– При помощи вашего тонкого французского обоняния, – ответил Жан-Гай Бавар.

* * *

Узнав о том, что штурмовать «Евро-Бисли» придется на бронетранспортере, солдаты Бавара едва не дезертировали.

– Кто вы – мыши или французы? – рявкнул полковник, стоя у распахнутой задней дверцы транспортера и запихивая в рот огромные ломти сыра.

Это был бронетранспортер «АМХ/10Р» на одиннадцать пехотинцев. Светлые полосы пустынного камуфляжа создавали впечатление, будто четырнадцатитонная машина весила не более пяти тонн.

– Я поведу! – наперебой закричали солдаты.

– Машину поведу я, – заявил полковник, к явному облегчению своих подчиненных.

Он вел бронетранспортер по предместьям Парижа, мурлыкая под нос «Марсельезу», а сидевшие в кузове бойцы орали старинную песню Легиона, заглушая своими голосами неописуемые звуки, доносившиеся из водительского отсека.

Транспортер беспрепятственно ворвался в ворот «Евро-Бисли», промчался по Бродвею и подкатил к крепостному валу. Здесь по-прежнему царила тишина.

– Надеть очки! – скомандовал полковник, как только впереди показался перекинутый через ров разводной мост. Бавар еще раньше нацепил очки на лоб, и теперь просто надвинул их на глаза. Потом нажал педаль акселератора и погнал машину вперед, крепко вцепившись в руль.

Колеса бронетранспортера прошелестели по асфальту, прошлепали по резине, уложенной поверх деревянного настила и, наконец, загрохотали по бетону.

Потом транспортер развернулся и, взвизгнув тормозами, клюнул носом. Полковник схватил автомат и распахнул дверь.

– Выходи! – распорядился он.

Солдаты торопливо посыпали из кузова, сбитые с толку полной слепотой.

– За мной! – крикнул полковник.

Возникло секундное замешательство, но потом раздалось хорошо знакомое громовое «пр-руф-ф-ф!», и солдаты как один повернулись на звук. Затем ноздри бойцов уловили ужасающий смрад, и отряд двинулся следом за его источником.

По свидетельству истории, двинулся он навстречу своей гибели.

В наушниках полковника раздавались приказы, отдаваемые с висящей в небе «газели».

– К северу от моста находится ниша, – говорил воздушный наблюдатель.

– Так!

– В нише начинается лестница.

– Так!

– Эта лестница ведет в Утилканар.

– Во имя Франции и Легиона! – вскричал полковник и ринулся вперед, оставляя за собой пахучий сырный след.

Как только его башмаки коснулись верхней ступеньки спиральной алюминиевой лестницы, полковник Жан-Гай Бавар остановился и принял героическую позу. Теперь с него можно было запросто писать портрет для вербовочного плаката.

И в этот миг, несмотря на то что глаза Бавара прикрывали непрозрачные очки, окружающее внезапно окрасилось алым.

Впоследствии солдаты, уцелевшие в мясорубке «Евро-Бисли», разошлись во мнениях относительно того, какой именно цвет принес им бесславное поражение. Кому-то вспомнился алый, другим – малиновый, третьи клялись, будто бы их страх имел цвет киновари.

Полковник же увидел красный. Свет просочился сквозь изоленту, словно лазерный луч, и вонзился в сетчатку глаз Жан-Гая, оставив ощущение удара. Мозг полковника, воспринявший зрительный сигнал, наполнился жарким пламенем.

Душу его вмиг захлестнула дикая злоба, ненависть к проклятой судьбе, превратившей его, мужчину в самом расцвете сил, в одинокого бездетного человека, не имевшего иной семьи, кроме французского Иностранного Легиона. В этот момент Жан-Гай люто ненавидел Легион и все, что было с ним связано. Он ненавидел свое подразделение, служившее ему прибежищем от мира, который был не в состоянии его выносить.

Полковник Бавар издал яростный вопль, развернулся и принялся палить с бедра.

Он не слышал, как пули вылетали из его автомата. Крупное мускулистое тело полковника содрогалось от плотного огня, открытого подчиненными, которые тоже увидели красный свет, хотя одним он показался алым, другим – малиновым, третьим – киноварным.

Они не видели полковника, но обоняли его, и долгие годы сдерживаемой ненависти выплескивались из их ртов в виде цветистых ругательств, а из дул винтовок – в виде стремительных свинцовых пуль.