Цвет сакуры красный - [50]

Императорское правительство было готово согласиться и на возмещение ущерба деньгами – три миллиона рублей золотом, и на гарнизоны, и даже – на частичное разоружение маньчжурской армии, которая, по требованию Советской и Японской сторон лишалась почти всего тяжелого оружия, но тут к Чжану Сюэляну прибыли джентльмены из Британской армии и армии США. Они предложили поставить «молодому маршалу» тридцать самолетов, сотню орудий, винтовки, пулеметы, снаряды, патроны и целых двадцать танков! Кроме того, к оружию прилагались инструктора и военные специалисты в количестве очень и очень немалом. Конечно, за все это надо будет заплатить, но щедрые джентльмены готовы подождать с оплатой, а потом взять часть не деньгами, а выгодными концессиями. 

После недолгих раздумий Чжан Сюэлян решил, что всего предложенного наверняка хватит на победу над зарвавшимися коммунистами, и отказался от дальнейших обсуждений о возмещении материального ущерба, потребовал отказа от территориальных претензий, а китайские солдаты заблокировали советский и японский гарнизоны в Харбине и Мукдене.

Хата Эйтаро и Василий Блюхер отреагировали на такое поведение одинаково. Войска Дальневосточной и Квантунской Армий подняли по тревоге, военно-воздушные силы СССР и Японии нанесли удар по скоплениям китайских войск, боевые корабли японского флота активно занялись досмотром следующих в Китай судов. В случае, если груз подпадал под определение военная контрабанда – судно задерживалось, а груз конфисковался. Конфликт на КВЖД и ЮМЖД начал медленно, но верно перерастать в полномасштабную войну…

В эту-то войну судьба с размаху и швырнула отделенного командира Всеволода Волкова-младшего. Дивизию, еще не сыгранную, не сработавшуюся, подняли по тревоге, загнали в вагоны и повезли черте куда, черте зачем. И вот он в этом гребанном Куанчэне, патрулирует… Ага, патрулирует. С пулеметом на плече. Это уже никакой не патруль, а натуральное боевое охранение…

Тут мысли парня перескочили на другое. Всего три месяца тому назад он стоял перед строем и произносил зазубренные наизусть, но чем-то близкие его сердцу слова: «Я, сын трудового народа, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, перед лицом трудящихся классов СССР и всего мира обязуюсь носить высокое звание бойца Красной Армии с честью, добросовестно изучать военное дело и, как зеницу ока, охранять народное и военное имущество от порчи и расхищения. Я обязуюсь строго и неуклонно соблюдать военную дисциплину и беспрекословно выполнять все приказы командиров, поставленных властью Советского Правительства…»[10], а вот теперь он – в Манчжурии, да еще и, кажется, по полной программе втянут в самую настоящую войну. Конца-края которой в обозримом будущем не предвидится…

Он внезапно вспомнил, как сперва хмыкнул над фразой; «Я, сын трудового народа», и даже тихонечко произнес ее с вопросительной интонацией, так и сяк обкатывая ее на губах и пробуя на вкус. «Я, сын трудового народа?» А почему нет? Что у меня отец, мать, деды и прадеды буржуями были, что ли? Вкалывали так, что иной раз хребет трещал и пар из ушей шел. И перед строем он уже не смеялся. «Все правильно, – думал парень. – Я – сын трудового народа, и буду с буржуями, которые нахапали и наворовали до самой смерти драться! Так и только так». Это время незаметно стало для него родным, настоящим, а то далекое прошедшее будущее словно бы подернулось какой-то дымчатой марью, и все слабее и слабее виделись лица тогдашних приятелей, девчонок, политиков, артистов. Не так давно он поймал себя на том, что с трудом вспомнил фамилию своего любимого актера, и не сразу сумел насвистеть любимый мотивчик группы «Любэ».

Зато здешняя жизнь захлестывала его, точно штормовыми волнами. Если вспоминался дом, то моментально перед глазами кроме отца вставали Груша и «милицейский Вася Козельцов», ребята из бригады, парни и девчата из комсомольской ячейки… Груша вообще стала настоящей сестрой – любимой сестричкой. Которой они с отцом открывали дверь в новый, полный чудес и открытий мир. И вместе с ней тоже делали удивительные открытия…

Губы Всеволода тронула легкая улыбка. Он вспомнил, как на семейном совете принимали решение облегчить «нашей Фрекен Бок» домашнюю работу, а именно: приобрести наконец электрический утюг. Это «чудо ХХ века» только-только появилось в продаже и стоило очень и очень недешево, но Волковым уже настолько осточертели дым и чад от того угольного чудовища, которым девушка старательно наглаживала их немудрящий гардероб, что они рванули в Ярославль, поклявшись без утюга не возвращаться. 

В артельной лавке разбитной продавец, услышав просьбу показать электроутюг, гордясь, выставил на прилавок небольшой, но увесистый утюжок с ручкой из простой ошкуренной деревяшки.

- Получше-то ничего нет? – нахмурился отец, критически разглядывая творение артели «Красная Электра».

На эти слова, похожий на купеческого приказчика продавец нырнул под прилавок и вытащил более продвинутую модель с регулятором температуры. Всеволода тогда поразило, что у этого чуда техники рукоятка оказалась полированной…