- Жаль, собаки у нас нет, – заметил сын. – Придется только с подхода, да по болотам пошарить… Папань, – он повернулся к отцу, – ну сколько лет уже, как Клин помер? Ну давай нового пса заведем, а?
- Ты, давай, за дорогой следи, – огрызнулся Волков-старший. – Заведи себе машину и вертись в ней за рулем сколько душе угодно, а мне моя лошадка[1] дорога. Хотя бы и как память.
Парень только вздохнул: вот в этом весь отец. Привязывается к людям или вещам так, что потом никак не может успокоиться. Потому, наверное, больше и не женился, когда мама… когда у нее тромб… Словом, когда ее не стало. И собаку новую заводить не хочет, потому что Клин для него был и не собака вовсе, а полноправный член семьи. Тут он вдруг подумал: а как это будет, когда он, Севка-младший, надумает создать свою семью? Отец, он что – один останется? Совсем?
Словно бы в унисон его мыслям завопил мобильный. Младший Волков вытащил из кармана трубку, посмотрел на экран. Ну, вот, пожалуйте! Анечка, чтоб ее приподняло и по заднице шлепнуло. По весьма сексуальной заднице, надо признать, но все-таки. Кроме смазливой мордахи и довольно-таки аппетитной кормы у девушки должно еще что-то быть. В черепной коробке, например.
Ох, как же Анечка огорчалась, когда Сева решил пойти по стопам отца и после первого курса рванул на всех парах в военкомат. Откуда и отправился служить в Дагестан. И довелось ему и по зеленке пошариться, и пострелять не только на стрельбище, и, между прочим, медаль Суворова, тоже не абы что. И дают ее не всем подряд, а очень даже…
Как тогда Анечка убивалась, как на проводах старалась. Чуть не всю Камасутру с ним за одну ночь прошла. А на присягу не приехала. Зато теперь прямо-таки рвется в бой. С целью создания крепкой, образцовой семьи. А ему это зачем? Кого в постель уложить, он и без нее найдет, а о чем с ней говорить? Да и отец, хотя и молчит, а ведь кривится от перспективы заполучить такую невестку…
Телефон секунду замолк, а потом снова разразился оглушительным воем: Сева записал на звонок сирену воздушной тревоги, и ставил его на особо «приятных» абонентов…
- Чего трубку-то не берешь? – поинтересовался Волков-старший. Он скосил глаза, мельком глянул на экран, – Ну ответь, девушка же волнуется…
- Обойдется, – безапелляционно заявил сын. – Девушка, ага… Как ты сам любишь говорить: девушка второй свежести.
И с этими словами отключил звук…
Машину они оставили у знакомого лесника. Тот долго и настойчиво предлагал подзакусить «чем бог послал», но Волковы остались непреклонны: пить перед охотой – с гарантией вернуться пустыми. А дикая утка – штука вкусная. Безумно. Так что застолье было решено отложить вплоть до возвращения с добычей. Тем более, что лесник предупреждал: что-то неспокойно в здешних местах в последнее время. Вон, в прошлом году двое пропали… Так что отец и сын наотрез отказались даже от «стопочки за встречу», и вот уже больше трех часов шли по заболоченному леску, приближаясь к цели своего путешествия – самому что ни на есть утиному болоту, на котором они и рассчитывали взять богатую добычу…
- Папань, далеко еще? – Всеволод-младший прихлопнул особо надоедливого кровососа и отер со лба пот. – И так уже прём, точно бульдозеры бешенные…
- А во-о-он до той сушины доберемся, – Всеволод-старший махнул рукой, указывая направление, – там и остановимся. И переночуем, и засидочку назавтра организуем, ага?
- Ага, – без энтузиазма согласился сын. – Знаешь, если бы наша рота с тобой пару раз на охоту сходила – духам бы втрое хужее пришлось.
- Учись, Севка, пока мы еще живы, – теперь и отец убил комара сочным шлепком. – Нас в свое время капитан Остапенко, память ему вечная, так гонял, что ой! До сих пор закалочка какая-то еще осталась… Твою-то мать!
Последнее относилось к особо топкому месту, куда он неаккуратно наступил. Волков –старший рыкнул, пытаясь выдрать ногу, но трясина отказалась отпускать добычу безнаказанно и с чмоканьем всосала в себя сапог. Мужчина густо выматерился, вытащил сапог из липкой грязи и обернулся к сыну:
- Осторожнее давай, тут гать совсем прогнила!
Тот понятливо кивнул, обошел коварное место, и вскоре отец и сын уже сидели у весло потрескивающего костерка. Они вскипятили чай, с аппетитом умяли по банке консервов и несколько сухарей. В качестве десерта оба закурили, привольно откинувшись назад…
- Папань, а ведь ты не хотел меня брать, – произнес Сева, скорее утверждая, чем спрашивая. – Почему?
Отец помолчал, выпустил в вечерние сумерки клуб синеватого табачного дыма…
- Сдается мне, сын, что тебе пора и о семье подумать. В смысле, о своей собственной… – Он затянулся, отхлебнул дегтярно-черного чая, – Если ты за время службы не разучился считать еще что-то, кроме числа дней до дембеля, то должен соображать: когда мне было двадцать – я уже тебя планировал…
- Прямо так уж и планировал, – ухмыльнулся сын. – А я от бабушки, да и от мамы слышал, что оказался перевыполнением плана.
Оба негромко рассмеялись. Но потом Волков-старший посерьезнел:
- И все-таки, сын. Что ты думаешь о создании семьи? Вот Анечка, например: симпатичная, тебя, по-моему, любит, на присягу к тебе ездила. И теперь от тебя не отходила…