Цвет пурпурный - [12]
Я еще только увидела ее во дворе, трястися начала, а тут и дрожь прошла, так мне стыдно за себя стало. Мне уже от Бога досталось, говорю.
А Бог, он страшненьких не любит, говорит.
Да и красивеньких тоже не особо жалует.
Тут вроде стало можно разговор в другую сторону свернуть.
Ты меня небось жалеешь, говорю.
Она замолкла на минуту и говорит эдак с расстановкой, Ну да.
Мне сдается, я знаю почему, но все равно спрашиваю. Почему?
Она говорит, коли честно, вы на мою маму похожие. Папаша ее тоже к ногтю прижал. Вернее под сапог. Все чево он ни скажет, все проглотит. Ни слова в ответ. Никогда себя не защитит. Иной раз за детей вступится. Да только хуже опосля бывает. Чем больше она нас защищает, тем он хуже на нее бросается. Он детей ненавидит. И то место, откудова они берутся, тоже ненавидит. Хотя по тому, сколько у ево детей, таково не скажешь.
Я про Софиину семью ничево не знаю. Судя по ней, боевая команда.
И сколько вас у ево? Спрашиваю.
Двенадцать, отвечает.
Ого, говорю. У моево шесть от мамы моей, да еще четыре от теперешней. Про своих двоих молчу.
Сколько девок? спрашивает.
Пять, говорю. А у вас?
Шесть девчонок, шесть парней. Все девки сильные как и я. И парни сильные. Но мы с сестрами всегда друг за дружку стоим. И два брата тоже за нас, не всегда правда. Как мы драку затеваем, зрелище такое, хоть билеты продавай.
Я в жизни никого не ударила, говорю. Дома только бывало, младших по попе шлепала, штоб не баловались, и то не больно.
А чево вы делаете, когда рассвирепеете? Спрашивает.
Я и не припомню, когда последний раз свирепела-то, говорю. Помню, на маму свою злилась, когда она на меня всю работу взвалила. А как поняла, што она больная, больше не злилась. На папашу тоже не злилась, потому как отец он мне. В Библии сказано, Почитай отца своего и матерь свою хоть они какие. Бывало, как начинала сердиться, мне так становилось худо, до рвоты. А потом вовсе перестала чувствовать.
Вообще? Спрашивает София и нахмурилась.
Ну, бывает, конешно, когда Мистер __ на меня напустится.
Я Богу тогда жалуюсь. Муж все-таки. Жизнь-то не вечная, говарю я ей, а царствие небесное вечное.
Сначала надо ентому Мистеру __ по шее накостылять, говарит София, а потом и о царствии небесном можно подумать.
Мне не до смеха.
Хотя смешно. София засмеялась. И я засмеялась. Мы обе как захохотали, аж на ступеньки повалились.
Нешто нам из этих занавесок лоскутное одеяло сделать, говорит София. И я побежала за книжкой для кройки и шитья, где узоры есть.
Сплю теперь как дитя.
Шик Эвери захворала. И никто в городе не хочет приютить Королеву Пчел. Ее мамаша говорит, я тебя предупреждала. Ее папаша говорит, шлюха ты эдакая. Одна тетка в церкви гаворит, будто она помрет скоро, чахотка али дурная женская болезнь у ей, говарит. Чево это такое, так и тянет меня спросить. Но я не спрашиваю. Тетки в церкви ко мне бывает хорошо относятся. А бывает и не очень. Наблюдают, как я с детьми Мистера __ воюю. В церковь их тащу. Слежу, штобы не буянили там. Которые из теток давно ходят, помнят как я брюхатая два раза была. Косятся на меня исподволь. Озадачиваю я их.
Я стараюсь не очень тушеваться. И проповеднику стараюсь угодить. Пол мою, окна мою, вино развожу для причастия, стираю занавески да покрывала из алтаря. Слежу, штобы дрова были зимой. Он меня зовет сестра Сили. Сестра Сили, говорит, верная ты душа. И опять к дамам повернется — беседовать. Я ношусь по церкве, тут приберу, там почищу. Мистер __ сидит на задней скамейке, глазами водит туда сюда. Тетки ему улыбаются при всяком удобном случае. Меня он и не замечает, даже головы не повернет в мою сторону.
Теперь и проповедник набросился на Шик Эвери, раз у нее сил нет за себя постоять. В проповеди свои ее вставляет. Имен не называет да и надобности в этом нет. Все и так знают про ково речь. Разглагольствует про блудницу в коротких юбках. Которая курит сигареты и пьет джин стаканами. Поет за деньги и отнимает у жен ихних мужей. Потаскуха дрянь уличная девка.
Я кошусь на Мистера __. Подумать только, уличная девка.
Хоть бы кто заступился, думаю я. Но он молчит. Сидит, ногу на ногу перекидывает, в окно смотрит. Те же тетки, которые ему улыбочки посылали, теперь аминь говорят, так мол и надо ентой Шик.
Как мы домой вернулись, он не переодевшись стал Харпо кричать, штобы тот быстрее шел. Харпо прибежал со всех ног.
Запрягай, говорит.
Куда едем, Харпо спрашивает.
Запрягай, говорит опять.
Харпо запряг повозку, они поговорили у сарая минутку, и он уехал.
Одно хорошо в том, што он ничего не делает по хозяйству — мы и не замечаем, ежели он в отлучке.
Через пять дней смотрю я на дорогу и вижу, повозка наша едет. И навес какой-то к ней приделан, из старых одеял сварганеный. Сердечко мое так и застучало, и я первым делом побежала одежку сменить.
Не успела, однако. Только я с головы старое платье стянула, повозка во дворе остановилась. Да и што толку в новом платье, если на мне старые башмаки, волосы спутаны, на голове платок застираный, и сама я немытая.
Растерялась я. Совсем я ошарашена. Стою посреди кухни, голова кругом идет. В мозгу одно: Кто Бы Мог Подумать.
Книга составлена из рассказов 70-х годов и показывает, какие изменении претерпела настроенность черной Америки в это сложное для нее десятилетие. Скупо, но выразительно описана здесь целая галерея женских характеров.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
Повесть «Винтики эпохи» дала название всей многожанровой книге. Автор вместил в нее правду нескольких поколений (детей войны и их отцов), что росли, мужали, верили, любили, растили детей, трудились для блага семьи и страны, не предполагая, что в какой-то момент их великая и самая большая страна может исчезнуть с карты Земли.
«Антология самиздата» открывает перед читателями ту часть нашего прошлого, которая никогда не была достоянием официальной истории. Тем не менее, в среде неофициальной культуры, порождением которой был Самиздат, выкристаллизовались идеи, оказавшие колоссальное влияние на ход истории, прежде всего, советской и постсоветской. Молодому поколению почти не известно происхождение современных идеологий и современной политической системы России. «Антология самиздата» позволяет в значительной мере заполнить этот пробел. В «Антологии» собраны наиболее представительные произведения, ходившие в Самиздате в 50 — 80-е годы, повлиявшие на умонастроения советской интеллигенции.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.