Цвет невидимки - [2]

Подпись неразборчива

1

20 марта, 18:00

Темноволосый, крепко сложенный мужчина в дорогом итальянском костюме сидел за столиком ресторана в центре Москвы. Он любил это место и двадцать, и тридцать лет назад. Сейчас оно нравилось ему еще больше, чем прежде. Официант уже принял заказ; в ожидании ужина мужчина чуть расслабился, о чем невозможно было догадаться, глядя на его волевое лицо и упрямый подбородок: то, что происходило у него внутри, никогда не отражалось на лице. Он чуть прикрыл веки и вновь начал вспоминать. Он часто предавался воспоминаниям, когда ожидал праздника «вкуса и запаха». К остальной штатской жизни он привык, но кулинарные ее изыски не давали ему покоя.

Когда это произошло с ним? Совсем недавно, в октябре прошлого года. «Приговоренный к пожизненному заключению вышел на свободу…»

Темнота, когда он лежал, не покидала его. Да он и сам ложился, чувствуя, что она вот-вот накинется, поэтому плевать на нее хотел. Ему не было скучно подолгу лежать в темноте и одиночестве: он мысленно репил задачи, которые формулировал для себя, и не всегда с уверенностью мог сказать открыты глаза или закрыты. Время суток — день-ночь — значения для него не имело, хотя легко определялось по шуму за окном.

Ко всему можно привыкнуть. И он давным-давно привык.

После укола зрение вернется. Глаза, как у слепого котенка, раскроются, он переберется на кухню и сможет поговорить с сестрой, пока та готовит ему поесть. Потом он побреется и, как только вновь останется один на несколько часов, засядет возле окна.

Окно оставалось единственным визуальным тренажером, сил спуститься по лестнице не хватило бы даже на одну-единственную попытку. Реален был лишь один вариант — вниз головой с балкона. Но этого никогда не произойдет. Он не позволит себе даже секундной слабости. Сейчас, как никогда прежде, он силен духом, а мышечная слабость, при желании и умении, быстро устраняется. Но пока, даже в те часы, когда возвращался в трехмерный мир квартиры, он был не в состоянии выполнить пары элементарных гимнастических упражнений.

Тело вторично, главное — мозг, который, как это ни странно, работал с каждым днем все лучше. И зрение стало настолько острым, что он, будто сидящий у окна снайпер, изучил со своего двенадцатого этажа все потенциальные «цели» в радиусе до двух километров. Дом стоял на холме, так что город расстилался перед ним как на ладони. Он знал каждого человека на каждой улице и в каждом окне; с первого выстрела мог бы положить любого. Он видел, как люди спят, едят, одеваются. Он видел, как играют дети, как старики забивают «козла», как прикуривает в кустах дилетант, абсолютно неграмотно заложивший бомбу, из-за чего «цель» осталась вне зоны поражения, а погибли посторонние люди. Он видел этих людей раньше, но жалости к ним не испытывал, ведь и сам использовал их, как живые мишени.

За последний год он научился отлично видеть «цель» даже в сумерках. Это новое качество было просто бесценным, и он подолгу оттачивал его, изучая сквозь тонкие шторы татуировки на телах любовников и формы сосков у любовниц. Он не подглядывал за процессом ввода-вывода, поскольку секс, в столь ужасающем состоянии собственной плоти, его не интересовал. Когда-то он старался не пропустить мимо ни одной юбки. Ничего, он еще свое возьмет. В этом нет сомнений. Будет еще и на его улице праздник.

Когда стемнеет окончательно, он переберется к телевизору. Если не смотреть телевизор, слепота придет лишь на рассвете, если смотреть — часа через два-три. Он выбирал для себя последнее, чтобы быть в курсе всех событий. Можно слушать радио, но он старался запоминать не только голоса, но и лица. Раньше и он являлся частью жизни по ту сторону экрана, был способен влиять на «что-там-у-них-происходит». Теперь, на взгляд со стороны, он — старик, еле передвигающийся по квартире.

Он даже придумал название для своего недуга, исходя из слов «больной», «глухой» и «слепой». Он не считал себя слепым, поэтому дал себе кличку «Темной». В своих ночных приключениях он именно так и обращался к себе: «Майор Темной, вам поручено захватить президентский дворец в Тайбодже! И принести из подвалов все сокровища!» Игра помогала скоротать время и преодолеть стресс.

Сколько лет он уже в заточении? Двенадцать? На что оставалось бы надеяться любому другому на его месте? Скорее всего, только на чудо. Что заставляло бы тянуть лямку какого-нибудь нытика? Только ожидание ежедневного укола, аналогичного побудочной дозе водки, которую опрокидывает в себя дрожащей рукой давно опустившийся человек. Нет, его ежедневное возвращение в мир света не являлось этим ублюдочным глотком Никаких соломинок — он не утопающий! Он имеет цель, хочет понять, что с ним произошло, кто поставил этот скотский опыт, превративший его в инвалида. Он догадывался, чья это работа. Но чего стоит сейчас его догадка?!

Он надеялся, нет — рассчитывал на чудо, которое поставит его на ноги. Чудеса справедливости, как он считал, случаются всегда. И когда он вернет себя прежнего — вытрясет правду. Это он умеет. На этом свете он ничего другого не умеет лучше, чем вытрясать правду. Из кого угодно. Не было еще человека, который бы не ответил на его вопрос. «Майор Темной, выясните у пленного, где они спрятали то, что мы ищем!» — «Я уже выяснил, товарищ генерал! Я уже сбегал туда, пролез сквозь игольное ушко и все принес. Можете пересчитать!» «Тогда проследуйте для получения очередного укола!»