Цвет мести - [74]

Джейкоб взглянул на свою руку и смотрел, как туман клубится вокруг пальцев. Тепло начало возвращаться в конечности, и он понял, что уже скучает по холоду. Холод был таким резким и ярким чувством. Слишком много холода может убить, но немного может прочистить разум и обеспечить ясность.

Очередное несчастное бездушное существо выплыло из тумана в его сторону. Джейкоб протянул к нему руки, горя желанием снова испытать холод его прикосновения.

"Проооооооооошшшшшшшшууууу"

Джейкоб замер.

Дух подплыл к нему, обнял Джейкоба своими руками, обернул себя вокруг него. Холодное мёртвое лицо твари с раскрытым ртом парило в нескольких дюймах от лица Джейкоба. Существо высасывало тепло из его тела, но он не двигался. Он погрузился в воспоминания.

Сара лежала на полу и шептала Джейкобу: "Прошу".

Он только что вернулся после завершения эксперимента. Арбитр Филдс и арбитр Кессик провели осмотр и заявили об оглушительном успехе. Джейкоб не только выжил, он был цел и невредим. Лучше, чем просто цел – он был сильнее, быстрее и бдительнее, чем когда-либо прежде. Его органы чувств были настолько замечательно настроены и настолько сосредоточены, что весь мир казался совершенно новым творением, и куда более прекрасным, чем прежде. Он с нетерпением хотел пойти домой, увидеть Сару, услышать её, почувствовать её, познать её со всей своей новой глубиной.

Сара лежала на полу с бездонной любовью в глазах, и шептала Джейкобу: "Прошу".

Их дом располагался в богатом районе Сарта. Немногим арбитрам было дозволено жить в своих домах, вне здания Инквизиции, но Джейкоб всегда был особенным. Он был богат, и более чем богат: брат короля и один из самых влиятельных арбитров, каких видела Инквизиция со времён самого́ великого инквизитора.

Она была прекраснее всего, что когда-либо видел Джейкоб. Его сердце быстро застучало при её виде, и он ощущал каждый удар. Она бросилась к нему, и они обнялись. Она плакала ему в плечо от облегчения, что он не умер, и покрывала поцелуями каждый дюйм его лица.

Сара лежала на полу с бездонной любовью в глазах, вся в крови, и шептала Джейкобу: "Прошу".

Они занимались любовью прямо у двери их дома, а потом снова в их спальне. Потом Джейкоб смотрел, как она дремлет, и каждый изгиб и поворот её лица вытравился в его памяти. Он помнил каждую веснушку, каждую прядь волос, и даже как её губы приоткрылись во сне, испустив лёгкий выдох идеального удовольствия.

Проснувшись, Сара взяла свою флейту. Ей всегда нравилось играть, и больше всего – для Джейкоба. Когда она выдула первую ноту, он почувствовал внутри, как что-то тянет – что-то, чего он не мог объяснить; то, с чем он сражался каждой частичкой своей воли. Сара продолжала, ничего не замечая, а тянущее чувство стало мучительным, стало непреодолимой тягой, с которой он не мог сражаться. Даже когда она сообразила, что что-то не так и остановилась, было уже слишком поздно. Музыка уже играла у него в голове.

Сара лежала на полу с бездонной любовью в глазах, вся в крови, и шептала Джейкобу: "Прошу". Его руки, окрашенные кровью, лежали на её шее и медленно сжимались. Он смотрел, как свет медленно угасает в её глазах.

Той ночью внутри Джейкоба что-то сломалось. Что-то, чего он не мог исправить, что-то, чего он не хотел исправлять. Пока он был разрушен, ему не приходилось признавать то, что он натворил.

И холод этого не изменил. Окоченения для Джейкоба не существовало. Он чувствовал каждый градус холода. Он был вокруг него, внутри него, и Джейкоб не чувствовал ничего, кроме холода. Дух по-прежнему оборачивался вокруг его тела, шипел и урчал. Голодные глаза умоляли его присоединиться к нему в его вечных муках.

Правая рука Джейкоба ожила, сжала в ладони лицо существа и начала толкать. Оно цеплялось, царапалось и скреблось, пытаясь причинить любой урон. Но дух был созданием ереси, а защита веры Джейкоба слишком сильна. Он согнул пальцы, и дух завыл, как раз перед тем, как его череп сжался в руке Джейкоба. Тело духа растворилось в тумане и исчезло.

Подняв глаза, Джейкоб увидел их вокруг. Он насчитал восемнадцать жалких, несчастных созданий. Они окружили его, плавали в тумане, шипя, завывая и умоляя. А потом они, как один, просто растворились в тумане. Даже бездушные мертвецы знают, когда они побеждены.

Джейкоб содрогнулся. Он до сих пор чувствовал холод, но тот уходил, по мере того, как тепло возвращалось в его конечности. Он сосредоточился на слабом силуэте на горизонте и пошёл.

– Проклятые чужаки, – сказал старик, сидевший на табуретке. – Вечно им надо в мою смену припереться. Только и знают, что делать мою жизнь тяжелее.

Джейкоб пристально посмотрел на старика, но тот лишь фыркнул и подбросил очередную веточку в маленький костерок у своих ног. Над огнём висел чугунный чайник, из носика которого поднималась струйка пара. Джейкоб смотрел, как старик натянул перчатку, взял чайник и налил бурой жидкости в оловянную кружку. Затем протянул кружку Джейкобу.

Взяв кружку, он понюхал жидкость.

– Смесь чая. Пиво. Спиртное.

Старик фыркнул от смеха и покачал головой.

– Чёртовы туристы.

Джейкоб сделал глоток и насладился жгучим ощущением на языке. Жар был даже лучшим ощущением, чем холод, и он резко сфокусировал разум Джейкоба.