Цвет боли: бархат - [9]

На время остроту сгладила беременность и рождение дочери, но теперь Линн чувствовала, что снова попадает в эту полусонную зависимость, в которой ей полагалось лишь… желать самого Ларса и быть послушной, все остальное желал и делал он.

Она всегда была самостоятельной, очень самостоятельной, этому учил отец, этому учил дед, этому учила бабушка. Ушла из дома, едва окончив школу, и, хотя имела долю в дедовом наследстве, старалась зарабатывать на жизнь и снимала квартиру вместе с Бритт.

Но главное не в жизни вне семьи, она и мыслила, и поступала самостоятельно, наверное, привычка полагаться только на свои силы и позволила выжить, когда попала в подвал, где давние приятели Ларса снимали снафф-видео — реальные пытки реальных людей. Да там и не на кого было надеяться, однако Линн еще с тремя девушками не сдались и даже выбрались. Конечно, спасли их полицейские, друзья и тот же Ларс, но выбрались-то сами. А второй раз их с Бритт спас уже Ларс, не позволив сгореть заживо.

Как же получилось, что в обычной жизни она так подчинена этим серым глазам, готова выполнять любые требования и даже прихоти? Любовь? Нет, кроме любви было еще что-то, словно гипноз, заставлявшее превращаться в послушную овечку. Временами она взбрыкивала и ненадолго становилась сама себе главной, но потом покорно возвращалась под его опеку. А уж когда забеременела…

Линн решительно переключила душ на холодную воду, почти холодную. Раньше она бегала по утрам, но с пузом не побегаешь, просто ходила, потом перестала делать и это… Пора заняться собой снова, дочери три месяца, значит, и ей пора оживать.

Взбодрившись, взялась за полотенце. В душе их два типа — мягкие ее и жесткие Ларса. Фыркнув, взяла полотенце Ларса и принялась нещадно растираться, словно усиленное кровообращение могло помочь избиваться от чего-то.

Удивительно, но помогло. Не избавиться — понять.

Ларс на ступеньку выше. Всегда, везде, во всем. А ее просто ведет за собой за руку. Время от времени она пытается чуть подпрыгнуть, чтобы оказаться вровень, он даже аплодирует этим прыжкам и подбадривает ее, но не удивляется, когда жена возвращается на свою ступеньку на шаг ниже, не признавая за ней места рядом. Ларс готов склониться, помочь, поддержать… Но она-то хочет иного, хочет гордо стоять рядом!

Раньше Линн пыталась доказать, что тоже на что-то способна. Даже доказывала, но все снова возвращалось на место. Почему?

Стоя в огромной гардеробной, пыталась придумать, какой деловой костюм надеть сегодня. И вдруг поняла, чего ей не хватает — своего занятия, ведь все, что ни делает, под руководством, под присмотром. А как же можно признать равным того, кого ведешь за собой за руку?

— Я буду работать у Фриды! — она заявила это, глядя в большое зеркало. Завернутое в банное полотенце отражение не возражало.

В столовую вышла одетой не в деловой облегающий костюм, а в простые джинсы, рубашку и пуловер.

Ларс сидел за столом, также в джинсах и рубашке, пил кофе и смотрел новости по телевизору. От Линн не укрылся чуть тревожный взгляд мужа, и она вдруг поняла: если сейчас сделает вид, что ничего не произошло, то проиграла. Он должен знать, что насилие даже от большой любви ей не нравится.

Спокойно налила кофе и себе, присела к столу.

— Ты перестарался этой ночью.

Он вскинул глаза:

— Нужно было всего лишь попросить пощады…

— Я была не в состоянии. — И не давая ему возможности возразить, поставила чашку с недопитым кофе в мойку и отправилась в прихожую. Ларс поднялся следом.

Только не спасовать сейчас, только выдержать, дальше будет легче!

Набросив куртку и сунув ноги в простые туфли, спокойно добавила:

— Я буду работать у Фриды. Нужно подумать о том, где и как устроить в городе бабушку и Мари, я хочу нянчить малышку каждый день, а не только по выходным, когда свободна от работы.

Сказала это так, словно иначе и быть не могло, словно и не заметила чуть приподнявшейся от удивления брови Ларса. Такого поворота он явно не ожидал. Линн тоже не собиралась говорить то, что сказала, невольно вырвалось.

— Линн, прости, я был груб.

— Разве в этом дело? Ты просто доказал, что ты сильней. В этом сильней, — добавила она с ударением на слове «этом». — Мне пора, и так уже опоздала.

— Возьми машину…

— Я на метро.

Она спускалась по ступенькам, чувствуя себя, несмотря на некоторую измочаленность, обновленной.

— У меня все получится… Ты еще поймешь, Ларс, что я тоже чего-то стою…

От «Квартала жаворонков» до метро недалеко, но по пути Линн решила купить машину. Сама, без помощи и подсказок, только не красную, какая была у ее мучительницы Хильды. Хотя почему бы нет? Именно так — красную и почти спортивную! Это тоже вызов своей покладистости, как говорила Бритт, «амебности». Для подруги «амеба» или «овца» — худшая характеристика женщины.

Фрида не скрывала своего нежелания вмешиваться в это дело. Почему — и сама не могла объяснить. Но Бритт не обратила на ее сопротивление ни малейшего внимания. Уже на следующее утро Флинты были у них в офисе.

Петра Флинт оказалась обычной студенткой, флегматичной и даже слегка сонной. Иное дело Андреас Флинт, он был бодр, активен, явно заботился о своей внешности куда больше дочери, в прическе волосок к волоску, гладко выбрит и пах дорогим лосьоном после бритья.