Curriculum vitae - [59]
— Прибрать бы, — Вася тоскливо обвел глазами творческий беспорядок.
— Не трогай, без тебя справлюсь, — покачал головой Григорий, — тащи службу за двоих, а я постараюсь за ночь управиться. К утру всё будет в первозданном виде
Дальберг был внешне бодр, весел, и только осунувшееся лицо, блуждающий взгляд и синяки под глазами говорили о том, что прошедшая неделя была для него совсем невеселой.
— Жорж, спасибо за помощь. Наша встреча оказалась для меня божьим провидением, — начал он, когда оба расположились на том же самом месте перед камином, где их беседа была прервана восемь дней назад. — Вы очень помогли мне, и даже не буду скрывать, неожиданно оказались джокером в моих непростых отношениях с партнёрами… Их оперативная группа, услышав ваши переговоры по «уоки-токи» на русском языке, решила, что мой замок продан русской мафии, а с ней в Европе никто не хочет связываться, даже итальянцы. Они однажды назначили встречу своим коллегам из России, нагло влезающим в дела на Адриатике. И вот представь себе, в качестве посланца одной из семей Каморры прибывает белоснежный Роллс-Ройс с двумя ослепительными джентльменами во всём белом, а со стороны «Русси паци» двадцать разнокалиберных внедорожников и почти сотня вооружённых до зубов «комбатенти». Жорж! Они с собой на встречу привезли даже гранатомёты и миномёт! Итальянцы молча сели в свой лимузин и укатили восвояси. Вот и мои «гости», обнаруженные вами, тоже не стали испытывать судьбу. Ваше присутствие и громкий русский язык мне очень помогли… Надеюсь, никаких минивэнов больше не будет, по крайней мере, до конца зимы. А потом им всем станет не до меня.
— Кто это был? Орден?
— Нет, просто наёмники. А заказчики — те, кому до всего есть дело. Хотя эти «mob»[22] водится в основном за океаном.
Конструируя предложение, Дальберг умудрился настолько презрительно переплюнуть через губу английское слово, что Григорий невольно вздрогнул и удивлённо покосился на иезуита.
— Не смотри на меня так, будто тебе нравятся янки, Жорж, — поморщился хозяин замка, — после развала СССР они вообразили себя хозяевами планеты, изрядно поглупели из-за своего высокомерия и стремглав несутся к пропасти. Только что принято решение по нашим заокеанским партнёрам. Надо помочь им не свернуть с этого скорбного пути, дать такую кость, которой они гарантированно подавятся. Теперь предстоит много работы и мне лично… Заметь, Жорж, не Ордену и не Ватикану, а лично мне потребуются доверенные люди, никак не связанные с престолом и лучше всего — не граждане Евросоюза. Согласись, что у нас с тобой один враг, а такое обстоятельство сближает. В этом и заключалось моё предложение…
— Предложения я пока не услышал, — ответил Распутин, напряженно вглядываясь в лицо иезуита. — У меня ощущение, будто я — на митинге «За всё хорошее против всего плохого». Что ты хочешь, чтобы я сделал, Петер?
— Пока меня интересует просто информация из легиона. Какие приказы ты получаешь? С кем контактируешь в процессе их выполнения? С каким результатом?
Сердце Распутина ухнуло вниз. «Ну вот оно и настало,» — тоскливо подумал он, представляя, как, в случае отказа, Дальберг канализирует результаты балканского расследования коллегам из Opus Dei с прогнозируемым для Григория результатом.
— Ты же имеешь свои связи с командованием легиона. Зачем тебе информация от капрала?
— О, Жорж! Ты не прав. Командование имеет информацию неполную и однобокую. Они видят карты и донесения. А мне нужны глаза и уши непосредственного участника боевых действий.
— Так нет никаких боевых действий.
— Это временно. Уже по весне вас отправят обратно на Балканы.
— Кость американцам — это Сербия?
— Да, и если они не подавятся, будет вторая и третья..
— Но это же драка дворовой компании со сборной по боксу! Погибнут тысячи мирных жителей!
— Бремя цивилизованного человека иногда требует жертв!.. Что ты на меня так смотришь?
— Однажды я уже это слышал… У меня есть время подумать?
— Да, конечно. Буду ждать твоё решение в течении года. Могу предложить встретить следующее Рождество вместе, если созреешь к серьезному диалогу. Если нет, я это пойму без лишних слов…
«У меня есть целый год, „чтобы добежать до канадской границы“», — зло подумал Распутин, коротко кивнул и, не замечая протянутой руки Дальберга, вышел из библиотеки.
Иезуит спрятал ладонь за спину и улыбнулся кончиками губ. Его лицо, подсвеченное огнем камина, стало похоже на маску сатира. Он прошептал вслед удаляющимся шагам: «Oderint dum metuant»[23]
Глава 18. 12 июня 1999 года. Косово
Под берцами противно скрипело битое стекло. Оно покрывало всю проезжую часть и тротуары, будто Санта-Клаус щедрой рукой вне сезона кинул на улицы сербского села блестящие на солнце крошки льда. По давно не ремонтированному, покрытому трещинами асфальту ветер тащил пакеты, обрывки газет и прочий мусор. В воздухе летали хлопья сажи. Ощутимо, до першения в горле, пахло горелым. Словно брошенные домашние животные, то там, то тут у обочин сиротливо стояли оставленные в спешке автомобили с открытыми нараспашку дверьми, разбитыми окнами и зеркалами. Слепо и безучастно таращились с перекрестков на непрошеных гостей погасшие светофоры. Покосившийся рекламный щит у дороги и врезавшийся в него на всём скаку крошечный Фиат усеяны пробоинами от кассетного боеприпаса, запрещенного ООН для применения кем угодно, кроме НАТО, и где угодно, кроме Сербии. Возле смятого колеса автомобильчика — изящная женская босоножка, а по тротуару протянулись кровавые следы — кто-то тащил подальше от машины раненого или убитого… Растения, щедро посыпанные пеплом, пожухли на некогда изумрудных газонах, склонились к земле. Всюду попадались поваленные деревья, перекрывавшие проход толстыми, шероховатыми стволами. Тишина. Лишь ветер по-разбойничьи свистел, гуляя внутри опустевших зданий, гоняя по улицам мусор и пыль…
