Цунами - [3]
Подошли к островку. Катер ткнулся носом в песок, плотный и чёрный, как асфальт. Мы выпрыгнули на берег и огляделись.
Островок весь порос жёсткой травой. Нигде не видно было ни души.
— Ну что ты будешь делать, и тут его нет! — сказал я про Колиного приятеля. — Опять ушёл. Вот уж действительно неуловимый!
По океану шли пологие волны. Только у самых скал было спокойно. Вода блестела там как масленая.
— Это потому, что там заросли морской капусты, — сказал Коля, посмотрев в бинокль. — Видишь на воде коричневые листья?
Я тоже поглядел в бинокль.
— Вижу, — сказал я. — Давай подойдём поближе.
Мы сделали несколько шагов, и вдруг я отчётливо заметил, что трава в одном месте примята, будто в ней кто-то лежал.
— Верно, здесь был твой приятель, — сказал я. — Вот тут прятался. Наверно, подстерегал каланов.
Мы тоже легли в траву и стали ждать.
В воде ничего не было видно. На верхушке скалы сидела компания кайр. Птицы вертели головами, вытягивали длинные шеи и, казалось, тоже кого-то высматривали.
— Одна капуста! — сказал я. — Вон по воде лист плывёт. И вон…
И вдруг я заметил, что этот второй лист плывёт как-то странно.
Он плыл против ветра!
Я поднёс бинокль к глазам и вздрогнул. Прямо на меня смотрели из воды два маленьких глаза.
— Калан! — зашипел я и толкнул Колю локтем. — Смотри — калан!
Зверёк плыл на спине, сложив передние лапы на груди, прижав задние к животу. У него была круглая собачья мордочка и белые торчащие усы.
Калан выплыл на середину прохода между скалами, запрокинул голову и, не переворачиваясь на живот, нырнул. Скоро он всплыл, снова лёг на спину и зевнул.
— Погоди, а что это за колючки у него на груди появились? — спросил Коля.
Зверёк подплыл ближе к берегу, и мы разглядели: калан прижимал лапой к груди морского ежа.
Ведь надо же, достал со дна!
Зверь принялся за еду. Он аккуратно обмял лапами ежа — как дети лепят снежки — и начал есть. Кончив, бросил остатки в воду.
И тут со скалы вниз метнулась чёрно-белая стрела. Длинноклювая кайра на лету схватила объедки и с радостным криком унеслась прочь.
Начал моросить дождь.
Я посмотрел Коле через плечо. Он рисовал. На бумагу вперемешку ложились карандашные штрихи, чёрные песчинки, мелкие капли воды.
Каланёнок
Мы укрылись плащами и продолжали смотреть. Скоро мы заметили второго калана. Он тоже плыл на спине, а живот его торчал вверх как поплавок.
Калан остановился. Между скрещённых лап показалась маленькая остренькая мордочка.
— О, — сказал удивленно Коля, — посмотри, да это же мать с каланёнком!
Каланёнку, видно, надоело лежать на животе у матери, он встал и, выгнув спину дугой, потянулся.
В это время в капустный затишек прорвалась шальная волна. Она качнула каланиху, и малыш, не сумев удержаться, полетел в воду.
Прижав подбородок к груди, каланиха смотрела, как барахтается её сын. Потом она нырнула и долго оставалась под водой. Вытягивая шею, каланёнок беспокойно кружил на месте. Наконец мать вынырнула. В зубах её дрожала большая белая рыбина.
Подталкивая сына носом, каланиха поплыла к зарослям капусты. Здесь в одном месте листья образовали что-то вроде плота. Каланиха взобралась на этот зелёный плот, уложила рыбу и лапой помогла залезть сыну. Они принялись за добычу.
Позади нас затарахтел мотор. Каланы, не доев, с перепугу скатились в воду. Со стороны океана на остров наползала дымная фиолетовая стена — надвигался туман.
Цепляясь носками ботинок за траву, мы побежали к берегу.
Вдруг Коля остановился.
— Ты чего?
Кряхтя, он выворачивал из песка рыжий шишковатый камень.
— Зачем он тебе?
— Нужен!
Он вывернул камень и понёс его на руках, как ребёнка.
— Да брось ты его!
— Не брошу.
Мы вдвоём поволокли камень к воде.
Третья открытка
Вернувшись в посёлок, мы отправили третью открытку.
>Вернулись из-за тумана.
>Каланы плавают кверху пузом.
Открытка получилась немного непонятная, но мы так устали, что не захотели переписывать.
Пора домой
Мы прожили на острове десять дней, а корреспондент так и не вернулся. Куда он пропал, не знал теперь никто.
Мы стали собираться домой. На этот раз мы решили не плыть пароходом, а сразу лететь. Для этого надо было перебраться катером на соседний большой остров.
Утром в день отъезда Коля сказал:
— А вдруг меня с этим камнем не пустят в самолёт? Пойду поищу мешок.
Он сходил к рыбакам и вернулся с пустым мешком из-под соли.
— Торопись! — сказал я. — До отхода катера осталось всего полчаса.
Мы простились с девушкой, схватили чемоданы. Коля положил мешок на плечо, и мы побежали.
Мы прибежали на причал, но катера там не оказалось. Он не пришёл и через час и через два… Нам надоело сидеть без дела. Коля стал рисовать женщину-рыбачку, а я, вытащив из чемодана фотоаппарат, стал снимать. Над причалом были натянуты электрические провода. Они очень красиво выделялись на фоне неба. Я навёл на них аппарат… и вдруг увидел, что провода ПРЫГАЮТ. Потом я почувствовал, что причал, такой крепкий и неподвижный, тоже ШЕВЕЛИТСЯ. Он трясся мелкой дрожью. А провода — те уже прыгали КАК СУМАСШЕДШИЕ.
— Что это? — спросил Коля. Страница в его альбоме была вся забрызгана чернилами. — Не землетрясение?
— Землетрясение! — закричали все вокруг. — Землетрясение!
