Цунами. Книга 2. Узел Милгрэма - [45]

— Фу!

— Прошу прощенья, мэм. Вообще-то я хотел поступить в Стенфорд…

— Это очень престижный университет.

— Мне так и сказали, мэм. Они сказали: парень, у нас очень престижный университет, на таких тачках, как у тебя, здесь только бомжи катаются.

Сузуме рассмеялась.

— А ты ничего, смешной. А что ты умеешь?

— Думаю, что всё, мэм.

— А если серьёзно?

— Если серьёзно, то не знаю. Я на самом деле много умею: неплохо разбираюсь в механике, кое-что знаю в химии, физике, менеджменте.

— Компьютерная графика?

— Не уверен, хотя программировать могу, и, мне кажется, весьма неплохо.

Дальше Сузуме начала бомбардировать Егора терминами, а он развёрнуто отвечал, и девушка не могла скрыть восхищения.

— Мужик, зачем тебе Стенфорд, ты прекрасно образован!

— Увы, мэм…

— Я Сузуме!

— Прости. Сузуме, на самом деле я даже не знаю, чем я занимался раньше. Видишь ли, я страдаю ретроградной амнезией.

— Ты опять шутишь?

— Если бы. Слушай, чтобы не было недоразумений — на самом деле меня зовут Егор. Не знаю, почему я тебе всё это рассказываю… Наверное, потому что подвезу тебя только до Голливуда, и мы расстанемся. В общем, Марвин Джон Химейер был моим другом. Это он починил мне машину. Я сейчас живу по его документам, понимаешь?

Они ехали полтора часа, и Егор рассказывал, рассказывал, и даже удивительно было, как много в нём скопилось слов и как легко они вытекают наружу.

— Ты врёшь! — твёрдо сказала Сузуме, когда он закончил. — Ты врёшь специально, чтобы мне понравиться.

Егор покраснел. Сузуме ему действительно очень понравилась, и он был бы счастлив хоть в половину, хоть в десятую долю так же нравиться ей.

— Нет, мэм, я стерильно чист и кристально честен.

— Но так не бывает.

Егор только тяжело вздохнул.

Вопреки ожиданиям, студия, на которой работала Сузуме, располагалась не на горе с надписью «Голливуд», а почти в центре города.

— Вот что, Егор, — сказала Сузуме, выйдя из машины. — Я знаю, что пожалею об этом, но ты действительно забавный парень, хотя борода тебя значительно старит. Ты приедешь сюда сегодня вечером, в семь часов, и будешь ждать меня до упора, иначе разобьёшь моё сердце.

И ушла. Ни поцелуя, ни взгляда через плечо, но Егор понял — всё, пропал. Действительно — так не бывает. Но это было. Воистину, Голливуд — это фабрика грёз.

Эпизод 11

Утром оказалось, что водоканал отключил подачу воды. Они, конечно, предупреждали заранее, но работы по замене труб выполняли ровно на сутки позже. Ни умыться, ни зубы почистить, ни чайник вскипятить. И, что самое обидное, вечером Юся предполагал что-то подобное, но запастись водой впрок поленился.

Юся сделал гимнастику, пописал в клумбу перед бойлерной, поскольку воды в смывном бачке всё равно не было, и приступил к работе.

Подмести двор, рассортировать мусор по фракциям, влажная уборка подъездов, полить клумбы… Нет, воды нет, значит, клумбы останутся не политыми, и в подъездах только сухая уборка. Ничего, вечером можно наверстать.

Во дворе его поймала Модестовна. Она строго спросила за то, что Юся, вместо того, чтобы заниматься прямыми своими обязанностями — поддерживать порядок во дворе — сидит в своей каморке и шабашит. Юся пробовал возражать, но с Модестовной такой номер не прокатывал.

— Я что, по-твоему, врать, что ли, буду? И не смей отворачиваться, когда с тобой начальник говорит! Кто организовал мастерскую по ремонту игрушек? Генерал Лизюков? Да плевать я хотела, что бесплатно! Этот твой агрегат уже половину бойлерной занимает! Что? Не слышу! Говори как мужчина, не мямли! Если начальник говорит — половина — значит, половина, даже если это не так. Чтобы разобрал и унёс обратно на свалку. Медь, так и быть, можешь сдать за деньги. Стоять, я ещё не всё сказала. Горемыка опять по твою душу приходил. Я настаиваю… ты меня слушаешь? Повторяю — я настаиваю, чтобы ты перестал с этим ментом поганым якшаться. Ему дела раскрытые, а тебя потом найдут пришпокнутым в мусорном баке, кого я на твоё место поставлю? Чтобы в последний раз!

Модестовна была хорошей бабой, и вместе с участковым Горемыкой справила Юсе какие-никакие документы, хоть и на чужое имя, но за это драла с дворника три шкуры. Юся Модестовну если не боготворил, то относился с трепетом, наезды начальницы, даже если они не по делу, сносил стоически, но сегодня после разноса стало ему как-то муторно и тоскливо, он даже сам не понимал, с чего именно.

Начальница при Юсе позвонила в водоканал, всех отматюкала как следует, потребовала к полудню включить воду, а Юсе велела набрать емкостные бойлеры и нагреть воду — должны же люди мыться хоть иногда. Этим напутствием она завершила разнос и побежала в баню, где находился офис ЖЭУ.

Осадок остался. Рутинная работа, которая была Юсе, в общем, совсем не в тягость, вдруг показалась неимоверно тяжёлой. Кое-как разобравшись с делами во дворе, он совсем раскис, а предстояло ещё убирать чётную сторону улицы.

Юся абсолютно не помнил, что было с ним до того момента, когда он рухнул буквально с неба под окна банно-прачечного комбината, в котором располагалось ЖЭУ-17.

Эмма Модестовна рассказывала, что среди бела дня под окнами что-то бухнуло, она выглянула из окна кабинета — а там этот лежит без памяти, ничком. Сначала, конечно, она подумала — кто-то из мужиков в женский день пришёл, в бабское отделение, вот его и проводили в окошко. Но ни звона стекла, ни женского визга слышно не было. Будто с неба рухнул.