ЦРУ против КГБ. Искусство шпионажа - [3]

Я работал над книгой как частное лицо и хочу, чтобы всем было ясно: высказанные здесь взгляды принадлежат лично мне и на их публикацию не испрашивалось специально ни разрешения, ни одобрения Центрального разведывательного управления или других правительственных органов.

Разведка, по-видимому, наименее понятная и наиболее изображаемая в искаженном виде профессия. Одну из причин такого явления вскрыл президент Кеннеди[14] в своем выступлении 28 ноября 1961 года, когда он приехал к нам, чтобы торжественно открыть новое здание штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли[15] и одновременно распрощаться со мной, как с директором. Он тогда заметил: «О ваших успехах громко не говорят, об ошибках же трубят вовсю». Ибо по вполне понятным причинам нельзя ничего говорить об операциях, которые проводятся успешно. Те же, которые терпят неудачу, становятся известны вопреки нашей воле..

Президент добавил тогда еще несколько слов, чтобы подбодрить тысячи сотрудников ЦРУ: «…но я уверен, что вы понимаете, насколько важна ваша работа, сколь она полезна — и как высоко будут оценены ваши усилия на всем протяжении истории. А сейчас я хочу выразить вам свою признательность; уверен, что вы и в будущем будете достойны той похвалы всей страны, которую заслужили в прошлом».

Вряд ли имеет какой-либо смысл ожидать должного понимания разведывательской работы и ее поддержки в стране, где лишь считанные единицы в исполнительных и законодательных органах знают все, касающееся ЦРУ. Все остальные люди пополняют свои знания о разведке из так называемых доверительных историй, написанных авторами, которые сами никогда не имели допуска к первоисточникам.

Конечно, разведывательные секреты не раскрываются по веским причинам. Следует хорошо помнить: то, что известно широкой публике, обязательно становится достоянием противника. Как бы то ни было, строжайшая дисциплина и конспирация — главные составляющие профессионального искусства разведки независимо от того, какая нация ее ведет. Это общеизвестно и не составляет никакого секрета. Но то, что я не вправе раскрывать, так и останется нераскрытым. Это в первую очередь — где, как и когда применялись или будут использованы те или иные оперативные приемы. И мы обязаны молчать до тех пор, пока их не раскроют где-то в другом месте и помимо нашей воли, как, например, в случае с «У-2»[16].

ЦРУ не является подпольной организацией. Это вполне легальное учреждение и, чтобы получить точное представление о том, чем оно занимается, следует прочитать закон — Акт о национальной безопасности 1947 года. Конечно, у него есть секретные приложения, и они позволяют Совету национальной безопасности, а в конечном счете и президенту ставить перед управлением и другие разведывательные задачи, кроме оговоренных в законе. Дополнительные функции, естественно, не раскрываются. Но ЦРУ — отнюдь не единственный правительственный орган, где секретность играет важную роль. Государственный департамент и министерство обороны также соблюдают строжайшую секретность относительно своей деятельности.

Одним из моих руководящих принципов в разведывательной работе, когда я был директором Центрального разведывательного управления, — использование любых цивилизованных средств для сохранения секретности и безопасности производимых операций, но только там, где это необходимо, не делая из этого фетиша в тех случаях, когда это стало известно как друзьям, так и врагам.

Вскоре после того, как я стал директором, мне пришлось столкнуться с ярким примером, когда секретность при определенных условиях становится совершенно бесполезной. Доктор Милтон Эйзенхауэр, брат президента, условился о встрече со мною. Президент вызвался подвезти его ко мне в управление. Они выехали (я полагаю, не предупредив об этом секретную службу)[17], но не могли найти управления, пока не позвонили мне по телефону, чтобы уточнить адрес. Это побудило меня выяснить, для чего нужна такая секретность. В то время на воротах в заборе, окружавшем штаб-квартиру ЦРУ, висела вывеска «Правительственная типография». А водители вашингтонских экскурсионных автобусов имели обыкновение останавливаться недалеко от них, давая возможность экскурсоводам рассказать туристам о том, что за колючей проволокой находится самое секретное учреждение Вашингтона, могущественная американская шпионская организация — Центральное разведывательное управление. Я выяснил также, что фактически каждый водитель такси в столице знал, где находится ЦРУ. Тогда я распорядился снять фальшивую вывеску и повесить у въездных ворот другую, с настоящим названием. И сразу с нас спало покрывало романтичности и таинственности и мы перестали быть загадочным объектом для гостей столицы, а сделались просто одним из правительственных учреждений. Излишняя секретность может нанести вред, как и излишняя болтливость.

Примером, как определенная публикация оказывается полезной в сборе разведывательной информации, может служить то, что случилось со мною во время Второй мировой войны, когда в ноябре 1942 года я был послан в Швейцарию генералом Донованом из Управления стратегических служб. В Берне я занял должность помощника руководителя нашей дипломатической миссии. Один из наиболее известных швейцарских журналов опубликовал статью, в которой говорилось, что я прибыл туда в качестве специального и секретного представителя президента Франклина Рузвельта. Исходя из этого, могло создаться впечатление, что эта непрошеная реклама будет мешать моей работе. Но произошло совершенно обратное. Хотя я скромно отрицал, что мне приписывали, в сообщение журнала почему-то поверили. А в результате ко мне стали стекаться толпы носителей информации, среди которых, правда, были люди со странностями, но встречались и очень интересные личности. С разведывательной точки зрения, конечно. И если я не мог порой отделить зерен от плевел, то это лишь потому, что не был подготовлен к такой работе. Способность правильно оценивать людей — одно из главных качеств офицера разведки.