Цотнэ, или падение и возвышение грузин - [54]

— Ты спрятался, и грузин обвинили в убийстве нойона Чагатая. Ты погубил множество безвинных людей! — добавил Накир и хлестнул его прутом.

— Кто тебе простит, несчастный, их смерть? Вся твоя святая жизнь пропала из-за одного неразумного шага. Теперь тебя ждут адские муки. Твоя душа вместо того чтобы вселиться в прекрасные существа, будет заключена в огромный камень и навеки останется замурованной в нём.

— Я федави! О моей святости спросите у Аллааддина.

— Что Аллааддин? Сам аллах не в силах помочь тебе, так как содеянный тобою тяжкий грех непростителен! Довольно его бить, прикатим камень и заключим в него этого грешника, — сказал ангел Мункир. Он отбросил калёное железо в сторону и прикатил к могиле камень, огромный, как гора. Камень постепенно разверзся. Ангелы схватили Бадрадина и начали силой запихивать его душу в камень. Бадрадин чувствует, что гибнет навсегда, что настал его конец, ещё немного, и его душу замуруют в этот огромный камень, откуда она не выйдет и в день второго пришествия. Какая страшная мука и как душно, когда заключают в камень!

— Пустите… Только отпустите, я ещё успею спасти грузин! — вскричал в отчаянии Бадрадин.

Ангелы на мгновение остановились.

— Как? Разве грузин ещё не перебили? — спросил Мункир.

— Нет, ещё есть время. Чормагон дал им время до полудня. Если до полудня выявится убийца, грузины спасены, — говорит Накир.

— Если так, то отпустим, — заключил Мункир.

— Отпустим, — согласился Накир, и душу Бадрадина вытащили из камня.

— Ну, а теперь иди спасай невинных. Только знай, если не спасёшь, не уйти твоей душе от навечного заключения в камень! — закричал Накир и крепко хлестнул Бадрадина ещё раз, напоследок.

Бадрадин проснулся.

Он лежал на разостланной в тростниках бурке на солнцепёке. Вспомнив сон, вскочил, как ужаленный змеёй. Солнце близилось к полудню. Раздумывать было некогда.

Сунув за пазуху нож с запёкшейся кровью, Бадрадин пошёл по направлению к грузинскому лагерю. Медленно, с трудом пробивал он дорогу среди тростника. Из грузинского лагеря доносился шум. Чем ближе подходил он к лагерю, тем сильнее становился шум и под конец превратился в протяжный гул.

Бадрадин достиг берега. Раздвинув тростники, выглянул.

Всё войско стояло на молитве. Коленопреклонённые воины бились головой о землю, возносили господу молитвы и причитали обречёнными голосами. В середине лагеря возвышалась гора сабель, кинжалов, луков и стрел.

Бадрадин вышел из тростников и пустился бежать по склону.

Между тем монгольские войска, окружавшие грузин, пришли в движение.

Поднялась пыль. Разворачивались конные сотни. Послышалось ржанье коней, гул, бряцание оружия. Войском монголов командовал сам Чормагон. Его глазам предстало удивительное зрелище.

Целое войско обезоруженных грузин как один человек стояло на коленях и молилось. Посреди лагеря возвышалась гора оружия.

Направляясь сюда, Чормагон ожидал встретить бунт и сопротивление. Зрелище смутило нойона, и он пришёл в замешательство: разоружившиеся по собственному желанию грузины не только не собирались сопротивляться и вступать в бой, но полностью вручали ему свою судьбу и жизнь.

— Ман куштэм Чагата! — раздался вдруг крик, и Чормагон очнулся от забытья. На возвышенности стоял Бадрадин и в поднятой руке держал нож с запёкшейся кровью.

— Ман куштэм Чагата!

— Что он говорит?

— Говорит, я убил Чагатая!

Монголы взревели и только собрались ринуться, чтобы растерзать мулида, как Чормагон поднял руку и все застыли на месте.

— Ман куштэм Чагата! Ман куштэм Чагата! — вопил Бадрадин, размахивая окровавленным ножом и прыгая на месте как бес.

Чормагон дал знак Хаиду.

Сотник и его нукеры накинулись и схватили убийцу Чагатая.

На допросе Бадрадин во всём признался. Не упустил своего сна и чистосердечно рассказал, что принудило его выйти из тростникового болота и самому, по собственной воле сдаться врагам.

Грузинские князья, с которых было снято обвинение в убийстве Чагатая, были оправданы, получили пищу, дали клятву верности и с миром вернулись в свой лагерь.

Но спасение от смерти вовсе не умаляет героического самопожертвования Григола Сурамели.

Монголы вывели мулида Бадрадина на площадь и мечом рассекли на две половины.

Исполнивший свой долг мулид встретил взмах меча блаженной улыбкой.

На Палеастомском озере, на судостроительных верфях стояли жаркие дни. Многое уже было сделано. До намеченного срока, когда готовый флот должен был через устье Фазиса выйти в море, оставалось меньше года.

Царь спешил. С венецианским и генуэзским послами, с каждым в отдельности, велись тайные переговоры о приобретении кораблей и о строительстве портов на Черноморском побережье. Выбор всё же остановился на Венеции. Посол властительницы морей обещал грузинскому царю от имени дожа продать на льготных условиях военные корабли и устроить порты. Царь снарядил в Венецию посольство под руководством Цотнэ, который стал к этому времени правителем Одиши. Ему поручалось провести окончательные переговоры и заключить договор с дожем Венеции.

Помимо того, Цотнэ вёз с собой грузинских моряков и кораблестроителей, дабы вместе с ними на венецианских верфях за полгода освоить искусство судостроения. Долго готовили посольство к отправке. Несколько кораблей нагрузили продуктами и ценными товарами, предназначенными для правителей Венеции.