Красная искрящаяся волна трансмутации побежала по руке с кольцом. Базьяр хотел вскрикнуть, безмолвно открыл рот, но тут же закрыл его, успев судорожно вдохнуть последний глоток воздуха. Широко открытые глаза уставились на Хорнунга. В них не было даже боли – всего лишь удивление. Волна холодного пламени быстро охватила плечо, шею, и вот уже забронзовели скованные конвульсией челюсти, засверкал бронзовый лоб и сдвинутая на макушку треугольная шляпа. Еще какое-то мгновение жили глаза, но и они померкли, стали слепыми, как у статуи. В последнем порыве, скорее рефлекторном, Базьяр схватился живой еще рукой за сердце, да так и замер. Холодное пламя скатилось по ногам и ушло в землю, превратив небольшой пятачок каменной мостовой в металл, намертво спаянный со ступнями статуи.
Кавалер ордена Железного меча, блиц-полковник Гаэтано Каземиш Базьяр обрел наконец вожделенное бессмертие. Теперь он присоединился к сомну великих воителей, стал одним из них, как Саргон, Наполеон, Александр Македонский, Чингиз-хан, тоже мечтавших о бессмертии.
Если особо не придираться, позу вновь отлитой статуи можно было принять за величественную. Базьяр стоял, простерев руку к горизонту, другую, – приложив к сердцу, словно всем людям желал счастья и видел своими слепыми глазами, где оно находится, и указывал туда дорогу.
Племянник был ошеломлен дядюшкиным внезапным возвышением. Как, впрочем, и все остальные, все, кроме Хорнунга. Видя, что хозяин мертв, а в этом уже не приходилось сомневаться, охранники решительно сели в свою машину и умчались прочь.
Хорнунг огляделся и заметил, что площадь теперь действительно обрела законченный вид. К центру притяжения стали стекаться люди. Подъехал автобус с туристами, возможно, даже это были туристы с круизного лайнера "Впечатление". "Вы не знаете, кому поставлен памятник?" – спрашивали наиболее любопытные из них. "Очевидно, это какой-то местный общественный или политический деятель", – строили догадки другие.
Сконфуженный гид лихорадочно листал свою электронную записную книжку и безрезультатно совещался с водителем автобуса.
– Памятник надо было вознести на пьедестал, – сказала одна умная туристка.
– Вы слишком требовательны к малоразвитой культуре, – заступилась за местных жителей другая туристка.
– Нет, – сказал сопровождавший их мужчина, – Это сделано специально. Чтобы он был ближе к народу.
Такое предположение многим понравилось, и все стали фотографироваться на фоне монумента, рядом с монументом и даже фамильярно обняв его за бронзовое плечо. Но были примеры более почтенного отношения к бессмертному. Какая-то девушка сняла с себя большой венок, сплетенный из райских цветов, и повесила его на шею статуи. Кто-то положил цветы у бронзовых ног. Вот так и рождается культ, подумал Хорнунг.
– Что же вы теперь намерены делать? – спросил он обескураженного племянника, от былой гордости которого не осталось и следа.
– Не знаю, – ответил тот печальным голосом. – Без дядюшкиной поддержки меня съедят его завистники и противники…
– Иди ко мне в помощники, – сказал Фалд, – я научу тебя полезному делу. Если шкипер не будет возражать.
– Хорнунг замялся, хотя и чувствовал свою вину перед бедным племянником.
– Мне он не нравится, – процедил сквозь зубы Зальц.
– Нет, спасибо, – сказал Каземиш-младший, – я, наверное, останусь здесь. За дядюшкой буду присматривать. От птичьего помета его очищать. А то их тут вон сколько летает, и все гадят… Продам космический тягач… или буду сдавать его в аренду, начну свой бизнес. Здесь, оказывается, жить можно, вопреки вранью департамента пропаганды.
Племянник, не прощаясь, скрылся в пестрой толпе.
Из последней реплики бывшего офицера центавриане поняли, что для великофриканца, при всей их любви к выспренним восклицаниям о служении родине, прикарманить народное достояние так же просто, как выпить стакан воды.
Дурной пример заразителен. Поэтому Хорнунг с меньшими угрызениями совести, чем ожидал, подошел к статуе и снял с её пальца кольцо Улля. Кольцо, как и предполагалось, легко поддалось.
– Вы позволите? – сказал, протягивая крохотную ладошку, какой-то маленький седобородый человечек, подошедший незаметно.
– Что вам угодно? – спросил Хорнунг. – Кто вы такой?
– Мне угодно получить назад кольцо Улля, – тонким голоском ответил человечек, – ведь оно вам больше не нужно, я полагаю. А зовут меня Альвис, не узнаете?
– Бог мой! Альвис? – удивился капитан "Орла", узнавая премудрого карлика.
– Бог – Один, а я всего лишь его слуга.
– Привет, Альвис, – Хорнунг осторожно пожал хлипкую ладошку гнома. – Вот ваше кольцо, в целостности и сохранности. Можешь передать его своему хозяину и в придачу мои слова благодарности.
– Обязательно передам, – ответил Альвис, надевая на крохотный пальчик явно большое кольцо.
Капитан вдруг засмущался, хотелось сказать гному какие-то добрые слова, но ничего в голову не приходило. Но Альвис и так все знал и понимал без слов и мудро улыбался. Он знал даже то, что Хорнунг узнает лишь через несколько дней.
И вдруг Альвис исчез. Словно его никогда не было.
– Вот, Макс, – обратился Хорнунг к капитану Верховену, – только что вы видели жителя запредельных, магических миров, о которых я вам рассказывал.
