Cобрание сочинений - Том 5 - [126]

Офицер-наводчик, Степанов, бросился к нему.

— Откуда ты? — крикнул он — с чем пришел? Говори скорее!

Китаец отвесил третий поклон и проговорил на ломаном русском языке:

— Господин капитан, моя принесла белье офицер. Торопил шибко.

Он раскрыл свою корзину бережно, как будто там находились драгоценности, и нашему взору предстали воротнички, пижама, белые кители, белые панталоны, рубашки, правильно сложенные отдельными пакетами, особо для каждого офицера.

То был китаец-прачка. Ему приказано было принести белье к десяти часам, а когда он пришел на пристань — «корабль была пошел прочь». Тогда он вместе с сыном, слышите?., со своим сыном! — сел в лодку. Приказано было принести белье к десяти часам... Он вынул из корзины деревянные ярлычки, помеченные зарубками, точь-в-точь, как у булочников в Европе.

— Какая из вас здесь считать белье? — спросил он просто.

Мы только что вступили в проход, о котором я вам говорил — в широкий канал спокойной воды, куда не попадал ни один снаряд, и мы все таращили глаза на китайца, пораженные его храбростью, его бессознательным героизмом... Нет, всё это слова, европейские слова, ничего не выражающие. Мы были потрясены, унижены, потому что он, не размышляя, сделал то, что должен был сделать.

Железный ураган свирепствовал далеко от нас, справа и слева, и мы, словно опьянев от пережитого страха, чувствуя пустоту в голове, говорили себе: «Конец! на этот раз вывезло». И все кругом, и я в том числе, стали трунить над китайцем, потому что верили в свое избавление, потому что все мы были довольны, все чувствовали себя пристыженными перед ним.

Он снова вежливо спросил:

— Какая офицер считать белье?

И, взяв одну из дощечек, он вслух произнес:

— Для капитан Петр Ефимович.

— Хочешь видеть Петра Ефимовича? — отозвался кто-то: — вот он, смотри.

И он протянул руку по направлению к сигнальной мачте, — туда, где, знаете, был тот ужас.

Китаец поднял голову, и я не знаю, что он собирался ответить. Никто этого не знает, и он сам не знает, потому что в этот миг мы коснулись ловушки, к которой были приведены: наскочили на две погруженные в воду мины... Люди не долго страдали: было так, как будто в груди сердце оторвалось. Я видел, как вода высокими фонтанами вскинулась с той стороны, куда я глядел, и судно больше не поднялось. Оно было разрезано надвое... Вот что значит жизнь полуторы тысяч человек: немного нужно было для того, чтобы все они превратились в ничто, в нуль, в тлен. Меня вытащили случайно...

— А китаец? — спросил я.

— Откуда я знаю, — огрызнулся вдруг легионер сердитым голосом: — и не всё ли вам равно?

Их осталось еще много, слишком много: шестьсот миллионов в муравейнике. И все — лунатики, когда исполняют свой долг. Все, что твой муравей — слепые, глухие, без чувств, без нервов. Повторяю: их всегда останется слишком много.

Он старался придать решительное выражение своим глазам, напоминавшим глаза заблудившегося зверя.

— Вот и я нанялся в легион из-за дисциплины. Хочу научиться дисциплине. Без нее — шалишь! Что станется без нее со всеми нами, европейцами?!

Статью эту, в переводе еврея Минского, я выписал из «Нивы», издававшейся евреем Марксом под символом пентаграммы на заглавном листе издания («Россия в сарафане и кокошнике, на челе которой изображена пентаграмма), в виду ее значения, как удачной характеристики лунатизма китайского духа, угрожающего арийским народам конечным истреблением по мановению сатанинского жезла Синедриона — это с одной стороны, а с другой стороны — как жидовскую пропаганду страха, как заблаговременную гипнотизацию этим страхом гипнотизируемых всемирным Агасфером гоев, предназначаемых им к истреблению в стране Ханаанской, которою теперь, по убеждению еврейства, для евреев стал весь земной шар. Несмотря на явную тенденциозность этой статьи и возможное преувеличение значительности китайского лунатизма, как смертельной угрозы арийскому міру, она — документ, и как таковой ей — место в моей книге.

Краткое, но совершенно необходимое послесловие к 5-му, вероятно, последнему изданию

Известный всему православному міру верных чад Христовой Церкви епископ Феофан, затворник Вышенский, в своем Воодушевительном толковании Второго Послания к Солунянам пишет так: «Когда Евангелие пройдет по всем народам, обитающим на земле, и выберет из них всех способных принять его, и ради того освятиться и переродиться благодатию Святаго Духа, тогда не для чего будет более оставаться настоящему порядку вещей, придет кончина міра, или последние дни, в кои определил Господь снова придти сотворить Суд над всеми живущими на земли... Сему пришествию Господа, по Апостолу, будет предшествовать явление антихриста, в котором Бог попустит раскрыться злу во всей широте и силе, чтобы обнаружились и сами себя обличили те, которые суть его части. Таким образом, после того или вместе с тем, как Божиих всех уже выдаст род человеческий и больше их ожидать нечего и не Божии все выступят налицо, сбросив личину; тогда жатва будет уже готова» (стр. 58-61, изд. 1873 г.).

Евангелие уже прошло по всем народам, обитающим на земле. И далее в том же Толковании мы находим нижеследующие строки: