Цивилизация Просвещения - [85]

В середине XVIII века книгопечатание, как кажется, было предметом лихорадочного интереса, оно работало на пределе, извлекая максимум из своих возможностей. Спрос толкал его вперед, оно же замерло в ожидании мотора и ротационных машин. «В ожидании пришлось заняться второстепенными проблемами: легкостью в обращении со страницами, вышедшими из типографии — возможностью сохранения этих частей — печатными станками революционной формы и лучше приспособленными для выполнения своих функций — поиском более доступных материалов — более быстрым изготовлением суппортов для них и т. д.» (М. Оден). Под действием экспоненциального роста спроса предреволюционные преобразования вспомогательных систем выявили узкое место плоской печати. Около 1750 года начинает происходить нечто существенное: устранение креплений, которые мешают использованию веревок, предназначенных для того, чтобы держать отпечатанные листы. Эта необходимость ведет к увеличению веса станины. В 1772 году в Базеле, древней столице книгопечатания, появляется первый цельнометаллический печатный станок — без деревянных накладок, еще украшавших печатные формы «Энциклопедии». «Верхний суппорт всей печатной машины представлял собой кусок металла дугообразной формы, в центре которого скользил нажимной винт» (М. Оден). Его изобретателем был Вильгельм Хаас. Несмотря на судебный запрет, Хаас с сыном продолжали работать не покладая рук. С 1787 года аппарат получил распространение в Германии и Швейцарии.

Вслед за Базелем — Париж: в 1781–1783 годах Лоран Аниссон, директор Королевской типографии, и Франсуа-Ам-бруаз Дидо оспаривали друг у друга авторство важнейшего изобретения — одноударного печатного станка. В 1784 году Филипп-Дени Пьер и Робер сумели избавиться от нажимного рычага. Пьер, а потом Женар усовершенствовали механизм. В 1790 году Уильям Николсон изобрел накатный валик, что позволило перейти к автоматическому нанесению краски. Наконец, в 1795-м в Англии эпохи индустриальной революции (многочисленные и квалифицированные механики, дешевый высококачественный металл, предприниматели, гоняющиеся за техническими новинками) лорд Стенхоп с помощью своего механика Уолкера создал цельнометаллическую машину, соединившую в себе все технические достижения последнего полувека. Чудо было изготовлено сразу в нескольких экземплярах. С 1770 года главную роль играет скорость распространения прогрессивных новшеств. Там, где требовалось полвека, новинки за пять лет распространяются по всей густонаселенной Европе под давлением сорвавшегося с цепи спроса.

Но печатный станок — это еще не все; оставалась печатная форма. Книгоиздатели сражались друг с другом в поисках материала, который бы принимал и сохранял нужную форму. Три варианта: мягкий материал — глина, гипс или более сложная смесь, которая, однако, не допускает новых отливок; металлическая форма, изготавливаемая при высокой температуре, что создает опасность появления губительных пузырьков и трудности извлечения из формы; форма из холодного металла с использованием штемпеля. Между 1780 и 1800 годами — тот же ритм; все разом приходит в движение благодаря Хоффману, Карезу, Пьеру, Бувье, Стенхопу, Тиллоху и Уилсону.

Совокупное использование всех технических средств предположительно позволило с 1680 по 1780 год увеличить наличный книжный фонд в срединной Европе в десять раз; на востоке, в областях ликвидации отставания — в двадцать раз; таким образом, для всей Европы в целом произошло увеличение более чем в десять раз. Общий объем печатной продукции — прекрасно; но почему книги? Франсуа Фюре обратился к этой проблеме с точки зрения методов и проблематики квантитативной истории. Франция в той или иной мере будет выступать от лица всей Европы. «Счастливым образом, в сфере книгоиздания историк XVIII века оказывается вооружен набором ценнейших квантитативных источников, оставленных органами надзора… Начиная с эпохи Просвещения, французская корона полностью контролировала печатную продукцию королевства. Она тщательно регистрировала ее в министерстве юстиции, которое выдавало разрешение на издание, или в управлении, куда обязательно должны были представляться экземпляры всех вышедших книг…» (Ф. Фюре). Эти источники помогают дополнить скудную библиографию.

«Французский король позволял издать больше книг, чем могли выдержать Сорбонна и высшие чиновники». Вспомним кризис «Энциклопедии». Монаршая власть, на двенадцать лет доверившая Книжную палату Мальзербу, способствовала распространению Просвещения, по крайней мере благоразумного Просвещения, которое поддерживает прогресс и не угрожает государству. «С 1723 по 1727 год, с возобновлением реестров после перерыва 1716–1723 годов, можно насчитать 31 тыс. 716 изданий, потребовавших высочайшего одобрения»; еще 12 тыс. 610 удовольствовались негласным разрешением. Более изощренная практика негласных разрешений (она предоставляла меньше гарантий авторам и издателям) получила по-настоящему широкое распространение с назначением в 1751 году Мальзерба членом Директории (до: 24 случая в год; после: 126 случаев; начиная с 1767 года официальные и негласные разрешения примерно уравновешивают друг друга). Конечно, эти две серии, даже в своей совокупности, не покрывают полностью состав французской печатной продукции, но соотношение внутри этих рамок, охватывающих более трех четвертей (?) неуловимого целого, представляется бесспорным.