Цивилизация Потопа и мировая гибридная война - [44]

В романе Проханова эта дилемма ярко и иронично обрисована в сцене, где Полуверцева пытаются совратить профессора, мечтающие оцифровать еврейский и русский народы и создать на этой основе новое цифровое человечество: «Господь отвернулся от прежних евреев и поручил нам создать новый еврейский народ. (…) У евреев есть ум, а у русских сметка. Еврейский ум и русская сметка могут перевернуть горы, если правильно вложить деньги». Когда профессора в кипах видят, что Полуверцев сомневается, они приводят последний, «убойный» аргумент, демонстрируя свою истовую веру в божественность Цифры:

— Господин Полуверцев, мы угодны Богу, — произнес профессор Перельман, — Бог нашими руками готов выплатить вам очень хорошую сумму…

* * *

По мысли Павла Флоренского, слово есть мост между Я и не-Я и в символе-имени осуществляется синергия разных сущностей, место встречи Бога и мира. Здесь мы видим резкое отличие философии имени Флоренского, Булгакова, Лосева от западной лингвистической философии (Витгенштейна и его последователей). Буквоедство и цифроедство Запада связано с его попыткой развязать магические силы и через науку и мощный разум подчинить себе космос.

В этом мироощущении поиска ключа ко всем языкам и сущностям все противно православному духу Пятидесятницы (Троицы). Цифросфера с ее двоичным кодом выступает как противница Троицы, Анти-Троица. Ведь чудо сошествия Святого Духа на апостолов проявилось в языках пламени и в том, что сами апостолы вдруг заговорили на неведомых им ранее языках, так что сошедшиеся к их дому иноземцы услышали и поняли их — каждый на своем языке. Так действует Святой Дух — он всем понятен и принимает всех.

В цифровом мире все наоборот — код непонятен ни для кого из непосвященных, тайное имя и формула заклинания — шифр в руках избранных. Эти «избранные» захватывают мир с черного хода, с его теневой изнанки, через 3D-реальность, а не через живые корни жизни. Они мечтают взломать мир Слова с помощью цифровых отмычек — найти заклинание, которое сделает самого Бога магическим орудием человека-мудреца, эдакого метафизического медвежатника.

Мир перед концом представляет собой, согласно учению традиционалистов, «царство Количества». Но также его можно назвать и господством пустот. Пустые сущности появляются как симулякры Бодрийара или как квазисимволы, которые «символизируют» не бесконечную реальность культуры с ее саморазворачиванием смыслов, а конечную реальность массовой культуры и экономики (бренды, марки, бумажные и электронные деньги, виртуальные образы цифровой эпохи). Эти пустые семиотические сущности мультиплицируются в повторе и серийности эквивалентов, подменяя идею развития и идею бесконечности идеей множества через отпочковывание все новых и новых серий одного и того же рода вещей (серия как выражение «количества самих количеств»). Как не вспомнить здесь Кантора с его философией множеств!

Цифра есть ноль. Она не конечна и не бесконечна, ведь конечное всегда опирается на бесконечное. Цифра ни на что не опирается, — и конечное, и бесконечное одинаково ей чужды. Цифра в своем апофеозе выступает как агрессивное ничто, аппетит которого не имеет пределов. Поэтому Полуверцев зорко усматривает самую суть заговорщиков: они хотя оцифровать тайну русской истории, тайну жизни, несказанную мечту о блаженстве, любви и счастье, «хотят отобрать у нас бессмертие, заменить его цифрой, которая есть вечная смерть».

И сам Моргулиус то ли наяву, то ли в пророческом видении Полуверцева подтверждает эти его интуиции, он сообщает ему, что археологи раскопали древние рукописи, согласно которым Библия начинается не с той фразы, как принято думать, ее зачин звучит «В начале была Цифра»:

— У нас есть задача «оцифровать» Россию и избавить мир от этой вечной словесной путаницы, которая отсюда исходит. Вы сами однажды сказали, что там, где кончается Россия, начинается Царствие небесное. «Оцифровав» Россию, мы «оцифруем» Царствие небесное и вернем в основание мира не мнимое Слово, а безусловную Цифру, как и было задумано Господом. «Оцифровав» Царствие небесное, мы «оцифруем» Господа, вырвем его из зыбкого невнятного Слова и вернем в абсолютную Цифру. (…) Непостижимое в Слове, становится постижимым в Цифре.

* * *

Итак, речь идет о подмене божества, о борьбе разных сущностей, одна из которых претендует занять место Бога. Это делает цифровую тему у Проханова однозначно эсхатологической. В романе оцифрованные люди распознаются Полуверцевым по едва заметным шестеркам — у одного из них он замечает на лбу крохотное клеймо «6», у других видны татуировки шестерок за ушами, у третьего меж бровей «открылась малая скважина, уводящая в непроглядную бездну».

Проханов описывает причудливую трансформацию Петербургского экономического форума в мистерию глобального цифрового заговора. В ходе форума происходит оцифровка художников, героев и мыслителей — их превращение в «одинаковых клерков». Однако в России идет негласная борьба с этим заговором. Русская контрразведка, как будто иронизирует Проханов, запретила управленцам Петербурга думать, чтобы их не могли оцифровать враги. Но главная борьба разворачивается вокруг попытки Моргулиуса и его приспешников залучить на свой форум Президента и подвергнуть его «цифровой казни» — так метафорично определяет писатель идею оцифровки верховной власти, за которой должна последовать «цифровизация» всей страны.