Цивилизации - [47]

.

Империи возникали с запада на восток. Мали смело Гану, Сонгхей сменил Мали, и центр каждой последующей империи располагался все восточнее. Последняя империя Сахеля тоже возникла на востоке, между Сонгхеем и Борну, в районе, где ранее находилось много небольших государств хауса, которые можно назвать городами-государствами. В этой местности ислам приняли не везде. Вряд ли он мог произвести впечатление на крестьян хауса, живших в скромных деревнях по берегам рек; ислам был принят при дворе правителей, куда приглашали мусульманских учителей и образованных слуг, но где кампания массовой исламизации населения не пользовалась одобрением. Короли не хотели отказываться от части своей власти над подданными, передав ее имамам и святым людям, или отдавать право интерпретировать законы толкователям шариата. Позиции ислама были сильнее у скотоводов, у народа фулани, который на протяжении нескольких поколений переселялся сюда с севера. Некоторые фулани оставались кочевниками, другие перешли к оседлому образу жизни, но не отказались от традиции владеть большими стадами. Поскольку фулани были мусульманами — они утверждали, что перешли в ислам в конце XV века, — из них формировалось преимущественно чиновничество, а также общины ученых, селившихся в пригородах.

Предсказуемое напряжение — между мусульманами и язычниками, скотоводами и оседлыми аграриями, королями и духовенством — в любой момент могло привести к войне и перераспределению власти. Когда вспышка насилия произошла и в начале XIX века возникла империя фулани, в центре событий оказался один человек. Узуман дан Фодио мог улыбкой успокоить толпу и криком собрать армию[271]. Его вдохновлял пример яростных реформаторов-ваххабитов Южной Аравии, и он подражал им в действиях и построении отношений. Как и они, он страстно обличал недостаток веры и преследовал людей нечистой жизни; но почитал святых и мистиков, которых ваххабиты уничтожали. Он назвал себя «волной из волн Джибрила», учителя, склонного к мистике, научившегося в Мекке восхищаться ревностностью ваххабитов. К своему сожалению, Узуман так и не смог лично совершить паломничество в Мекку, но учение Джибрила познакомило его с современными тенденциями ислама. Харизматический дар побуждал его думать о себе как об «Обновителе веры», предсказанном пророками, и предтече Мехди, чье пришествие ознаменует космическую борьбу с Антихристом и конец света[272].

В экологических терминах империя фулани была еще одной попыткой скотоводов использовать потенциал Сахеля для сезонных перегонов скота, а в геополитических — еще одним неудачным шагом к объединению Сахеля. В риторике правителя преобладали религиозные мотивы. Узуман получал указания непосредственно от Бога, и эти указания поступали к нему в форме видений. Свою миссию он начинал как гражданин мира, он просвещал язычников и вел верующих к высшим эталонам. Его популярность привлекла к нему внимание многих властителей, и у него сложились близкие отношения с Юнфой, королем Гобира, который, возможно, верил, что своим троном обязан волшебной силе, приписываемой шейхам. Но призывы Узумана к единству всего ислама окружающие повелители не приветствовали: его власть над фулани и учеными представляла угрозу, которая усиливалась с ростом числа его приверженцев. К тому же его учение будоражило крестьян, недовольных высокими налогами и произволом.

Юнфа и другие правители, выслушивая призывы, тянули время, а Узуман терял терпение и становился все воинственней. В 1794 году ему было следующее видение: в присутствии Бога, всех пророков и святых «его опоясали Мечом Истины, дабы он обнажил его против врагов Бога»[273]. Но даже после этого он в течение десяти лет не решался начать джихад: согласно традиционному объяснению последователей Узумана, к этому его побудила лишь попытка Юнфы убить самого Узумана и поработить мусульман-хауса. Однако Узуману было уже под пятьдесят, и, вероятно, ему не терпелось исполнить свой обет. Провозглашение войны против неверных — неверными он со своеобразным великодушием именовал всех, кто противостоял ему, — стало решающим моментом его жизненного пути, постоянно восходившего к нетерпимости, непреклонности и ужасу.

Он был избран вождем вдохновленных им армий, но его роль была подобна роли в битвах Моисея. Он молился, а тем временем его сын, очень хорошо знавший военную литературу и историю, заботился о снабжении армий и руководил боевыми действиями. Города-государства хауса были ослаблены постоянными войнами друг с другом. Выдержав несколько кампаний, мусульманская армия набрала разгон, который постепенно позволил ей овладеть большинством городов земли хауса, и к 1820-м годам империя простерлась от границ Борну далеко за Нигер; у нее появилась заново построенная из обожженной на солнце глины столица — город Сокото; это было предприятие в русле великих цивилизаторских традиций, сознательный вызов дикости. Говорят, Узуман одобрил этот замысел из тех соображений, что разлагающее богатство никогда не придет в такое голое каменистое место[274].

Награды за мученичество, обещанные воинам Узумана, показывают, до чего трудно вести войну с недостойными целями: