Цивилизации - [234]

Как обычно говорят, новая Kulturkampf[1186] идет между либерализмом и «моралью большинства». Во всемирной деревне либерализм — это орудие борьбы за выживание. Без него мультикультурные плюралистические общества, к которым подводит нас история, утонут в крови. Но он выглядит обреченным, запрограммированным на саморазрушение. Ослабленный несоответствиями, наш либерализм стал невыразительным и вялым. Аборт и эвтаназия — вот дорогая цена жизни, отягощенной излишествами: защита абортов и эвтаназии ставит под угрозу принцип неприкосновенности жизни, например, преступников, социально опасных или генетически нежелательных людей, излишка бедных и больных. В руках мирянина либеральные принципы становятся предтечами лагерей смерти и евгеники. Культурный релятивизм — пробный камень разнообразного мира — также имеет свои сомнительные последствия: как призывать его на защиту, допустим, полигамии, или заранее обусловленных браков, или инцеста, если исключаешь каннибализм, или женское обрезание, или «совращение малолетних»? Наследникам либерализма в поколении моих детей предстоит защищать культурный релятивизм, одновременно защищая нас от его худших последствий. Им придется найти способы защитить свободу от нее самой. Свобода слова и свобода объединений и союзов способствует возникновению партий, которые стремятся уничтожить эту свободу. Свободное общество безоружно против террористов[1187].

Большинство из нас не готово признать будущее цивилизованным, если придется отказаться от того, что мы считаем ценностями цивилизации: от веры в неприкосновенность человеческой жизни, от уважения к достоинству личности и от защиты слабых от сильных. Но нам приходится признать, что большинство цивилизаций прошлого не разделяли этих ценностей. Цивилизация и тирания совместимы. Более того, на протяжении почти всей истории они были нераздельны. Цивилизации никогда не возникли бы без фанатичных стремлений фараонов и фаланг, без самоотверженного труда миллионов подданных, без жертв. Если цивилизации не погибнут или не вернутся к варварству, они в будущем вновь станут иными. Невозможно предсказать, какими они станут, но мы можем кое-что сказать о том, где они сформируются.

3) Последний океан

Одна из возможностей такова: атлантическая цивилизация, доминирующая в современном мире, сменится цивилизацией тихоокеанской. Атлантическая цивилизация возникла в результате появления возможности обмена через океан. Потребовалось гораздо больше времени, чтобы то же произошло в Тихом океане. Однако сейчас можно представить себе тихоокеанскую цивилизацию, объемлющую все народы тихоокеанских побережий: «восточную» цивилизацию по всей окружности Тихого океана, сравнимую с «западной» цивилизацией, возникшей по окружности Атлантического океана.

Из-за обширности и неукротимости ветров в эпоху парусного мореплавания пересечь Тихий океан было трудно. Две мощные системы, образуемые самыми сильными в мире ветрами, делят этот океан в районе экватора. Плавание с востока на запад сравнительно легко в центральных широтах, но возвратное плавание возможно только в далеких северных или южных широтах, где до самого XIX века берега были непродуктивными и посещались редко. Несмотря на все свое навигационное искусство (см. выше, с. 409–411), полинезийские одиссеи заходили не дальше Гавайских островов и острова Пасхи. Если даже японские или китайские корабли в те времена, которые мы называем древними или Средневековьем, и находили дорогу в Америку, то нам не известно ни о каком регулярном движении. Когда в 1520–1521 годах Магеллан совершил первое зафиксированное плавание через Тихий океан, выйдя с востока, его корабли не могли найти пути назад. Двусторонний маршрут был обнаружен только в 1565 году, когда отец Андре де Урданета завершил свое рекордное плавание в 11600 миль за пять месяцев и восемь дней, дойдя почти до 40° северной широты, чтобы вернуться в Мексику с Филиппин (см. выше, с. 561).

Тихий океан не мог стать зоной обширных обменов до второй половины XIX века, когда мощь парового двигателя начала сокращать его до разумных размеров. Но даже тогда Тихий океан по сравнению с другими, более освоенными океанами: Атлантическим и Индийским — оставался сонным захолустьем, пока на его берегах не началась промышленная революция. Относительно внезапно Тихий океан во второй половине XX века стал «экономическим гигантом», который к 1990-м годам уже давал половину мировой продукции и обеспечивал более половины всемирной торговли. В 1980-х годах огромный поток людей и инвестиций, берущий начало в основном в восточной Азии, с особенной интенсивностью начал связывать берега Тихого океана деловой сетью, направляясь преимущественно из Японии, Гонконга и Лос-Анджелеса.

К началу 1980-х годов, когда жители обоих берегов начали обмен понимающими взглядами через «океан будущего», стало очевидно, что мир вступает в «тихоокеанскую эру». «Представители народов, по географической случайности сгруппированные на берегах Тихого океана, — пишет журналист Саймон Винчестер, который провел пятилетнее исследовательское паломничество по этим берегам, — начали смотреть внутрь, на самих себя, отказавшись от взглядов на тех, кто за ними… Они смотрели через обширное водное пространство и общались друг с другом: Шанхай с Сантьяго, Сидней с Гонконгом, Джакарта с Лимой и Раппонги с Голливудом — и при этом достигали своего рода «тихоокеанской идентичности»