Цивилизации - [187]

Чем дальше от Рима, чем холоднее климат, враждебнее окружение и страшнее угроза и давление со стороны варваров, тем более драгоценным казалось наследие древнего средиземноморского мира. Почти все нападавшие на империю поддавались этому влечению и, не обязательно отказываясь от собственной идентичности, одновременно принимали средиземноморскую культуру. Соблазненные теплым югом вестготы украшали распятия изображениями виноградной лозы. Длиннобородые короли носили знаки различия консулов и на манер римских наместников разъезжали в запряженных быками экипажах. Русский царь присвоил себе титул Константина. Франкский император спал в сапогах, подражая Августу. Англосаксонские поэты отдавали дань трудам римских «гигантов». К приходу варваров христианство стало неотъемлемой частью жизни Рима. Влившись в «христианский мир», Римская империя передала ему свой магнетизм, притягивавший окружающие народы, которые завидовали относительному богатству христианского мира или восхищались его грамотностью и технической развитостью.

Как это происходило — история очень долгая, и, может быть, ее лучше представить в виде нескольких отдельных перемежающихся эпизодов. Первый эпизод происходит в тюремной камере патриция Боэция, ожидающего казни по приказу короля, которому он служил. Действие происходит в Италии остготов в середине VI века. Боэций стал героем западной традиции, хотя его труды исчезли с полок библиотек и из учебных программ. Даже среди образованных людей сегодня мало кто знает это имя, и еще меньше тех, кто может что-нибудь сказать о нем. Контекст его жизни можно восстановить в воображении по тому, что уцелело от церквей и мавзолея Равенны, одного из придворных центров короля Теодориха. Здесь сверкающая мозаика воспроизводит картины исчезнувшего бытия: крещение, поклонение в церкви, работу и смерть; все это собрано воедино. У римлян и готов были собственные баптистерии, почти одинаковые, но украшенные изображениями разных святых. Это различие перешло в конфликт: римская реконкиста изображена в церкви Сан-Витале, где на иконах мы видим свиту и самого торжествующего императора Юстиниана — хозяин Боэция утверждал, что ему удалось отразить наступление императора. Боэций напряженно работал, стараясь романизировать Теодориха. Ограниченность успеха этой его работы явствует из куполообразной структуры сооружения, где похоронен король: эклектическая экстравагантность такого типа была излюбленным стилем клонящегося к упадку Рима, но одновременно усыпальница напоминает курганы, которые по традиции насыпались над умершими германскими военными вождями.

Боэций стал жертвой того, что сейчас называют «шоком будущего». В мире невероятных изменений, где традиционные ценности растворялись, а традиционные институты распадались, он упорно цеплялся за старый порядок, настаивая на необходимости сохранить и продолжить существование Римской империи, радуясь тому, что его сыновей выбрали консулами, и финансируя одомашнивание захватчиков-варваров. Он много лет пользовался доверенностью короля, но в конце концов отстаивание справедливости и сопротивление угнетению (так он считал) привели его к падению. Он защищал крестьян от реквизиций, своих коллег-сенаторов — от преследований и весь римский сенат — от коллективного обвинения в измене. Заключенный в кирпичной башне в Павии, он написал об «Утешении философией».

Суть «Утешения» — вкратце — в том, что заключение Боэция не противоречит доброте Бога. Боэций выделяет Платона и Аристотеля как единственных подлинных философов. Платон больше соответствует его настроению в темнице, но Боэций подытоживает принципы мышления Аристотеля, и эта его работа будет поддерживать традиции формальной логики на протяжении всего европейского Средневековья. Боэций готовится к смерти, опечаленный, но полный сознания собственной правоты, — по примеру Сократа. «Утешение» — прекрасная книга, оказавшая огромное влияние. Она позволила соединить классическую языческую систему ценностей, ставящей во главу угла счастье, с христианской традицией самопожертвования, самоограничения и преклонения перед Богом. Боэций утверждает, что счастье и Бог идентичны[966].

Следующий эпизод: мрачное влажное помещение Нортумбрианского монастыря зимой 685 года н. э., среди серых камней, глядящих на серое море, где холод пронизывает камни здания и кости живущих в нем. В этом году от чумы вымерла почти вся община. Уцелели лишь аббат и маленький мальчик. Когда монастырь снова начал расти, мальчик был рукоположен в сан, потому что остался в нем, но никогда не занимал в своем ордене заметного положения и не обладал властью. Поэтому мы можем предположить, что у него не было административного дара. Однако он стал выдающимся ученым. Звали его Беда, и работы по грамматике, истории, теологии, науке и комментарии к Библии сделали его украшением средневековой учености, а Нортумбрия в начале VIII века стала лучом света в «темных веках».

Самое удивительное в этом нортумбрианском «ренессансе» — первом в Европе, по мнению ученых, достойном такого названия, — то, что он шел в такой дали от Средиземноморья, сердца классической европейской цивилизации. Нортумбрия Беды так далека от Рима, насколько можно удалиться от него, не пересекая границы. Ближайшим римским памятником любого размера был Адрианов вал. Поверхностность проникновения римской культуры, видна в резьбе на шкатулке из китовой кости, сделанной в Нортумбрии, вероятно, лет за тридцать (до Беды). Наряду со сценами рождения Христа и младенцами Ромулом и Ремом кузнец Вёлунд (король эльфов) собирается обесчестить принцессу и улететь на волшебных крыльях. Так работало воображение на границах Римской империи в «темные века», смешивая христианские, римские и германские мифы и создавая из этой смеси великое искусство. Здесь Беда мечтал о Риме, учил греческий, писал стихи на древнеанглийском и помогал вновь разжечь утраченное знание в стране, которая прежде его почти не ведала. На смертном одре он переводил евангелие от Иоанна и труды этимолога из Севильи