Цитадель - [159]

Шрифт
Интервал

В Иерусалим они въезжать не стали. Король мог болезненно отреагировать на появление в городе своего могущественнейшего вассала с несколькими сотнями вооруженных людей. Время ссор с Гюи еще не пришло. Два дня все это войско находилось в полной неподвижности и полной неопределенности. После этого Изабелла вдруг явилась к маркизу в шатер и заявила, что ей надобно совершить небольшое путешествие к северо-востоку, она интересовалась, не согласится ли жених сопутствовать ей.

То, что его считают все же женихом, несколько смягчило Конрада, уже начинавшего злиться.

— Разумеется, Ваше высочество, я буду вас сопровождать.

Следующим утром, все небольшое войско Монферрата снялось от северных ворот города и двинулось по Иерихонской дороге. Гюи и его приближенные недоумевали. Даже слепому было видно, чем может в будущем стать союз Конрада и Изабеллы и, поэтому, они находились под неусыпным вниманием. Иерусалимский двор ждал пышной свадьбы в одном из замков, принадлежащих Конраду и расположенных где-нибудь неподалеку от столицы, а вместо этого узнал о непонятной экспедиции на север. Неожиданное убытие конрадовой конницы произвело больший эффект, чем если бы он атаковал королевский дворец.

— Я не верю, что Конрад рискнет затевать серьезные династические дрязги в тот момент, когда королевство стоит на грани войны, — сказал Гюи.

— Иногда большая война наиболее удобное время для устроения личных дел, — ответил брат Гийом. Голос монаха при дворе был решающим, но, вместе с тем, оставался вежливым, что очень ценил молодой король, хотя догадывался, что все во дворце и почти все в столице знают, что он, вместе с богобоязненной Сибиллой это лишь ширма власти, но отнюдь не сама власть.

Граф де Ридфор напротив, при дворе почти не бывал, более того, он ни разу за последние месяцы не пожелал встретиться с братом Гийомом, дабы из первых рук узнать о настроениях, царящих вокруг трона. Иногда сведениям из вторых рук доверяешь больше. Граф большую часть времени проводил в своей резиденции, сменил там стражу, перевел охранявших его аквитанцев в отдаленную капеллу и выписал из Португалии, от своего младшего брата, полсотни молодых крепких рыцарей. Одним из их главных достоинств он считал то, что никого они в Святой земле и в Святом городе не знали, равно как и не знали языка здешних жителей, так что подкуп их был чрезвычайно затруднен. Хотя бы в первое время. Граф попробовал наладить свою шпионскую сеть, но вскоре понял, что дело это очень тонкое, здесь нужно много времени, и специальные люди. Это как возделывание оливковой плантации, надо быть готовым к тому, что первые десять лет никаких плодов она не принесет. Да к тому же человеку благородному противно шпионство, хотя бы и идущее ему на пользу. Дав себе такое объяснение своих неудач на этом поприще, великий магистр лишил образованную собственным радением тайную канцелярию благосклонности. Он вспомнил свое старое заявление, что для великого дела крестоносного братства опаснее скрип канцелярских перьев, чем звон сарацинских сабель. Он решил и впредь держаться того же мнения.

Разговор с де Труа, чем дальше, тем меньше казался ему событием, заслуживающим внимания. Он и в первый момент не поверил уродливому монаху до конца. Да, брат Гийом и прочие подобные ему, взяли воли несколько через край; да надо будет, при случае, кое-кому недвусмысленно дать по рукам, но изображать их темной организованной силой, способной вершить судьбами целых государств, это пожалуй, даже и смешно. Великому магистру, в общем, не нравилось, что брат Гийом торчит все время при Гюи и может давать тому какие угодно советы, и даже убедить короля этим советам последовать. Но дело в том, что не в руках Гюи сейчас сила, и сколько им не верти, ничего особенного не добьешься. Сила есть у Конрада, еще у десятка, полутора баронов, немного силы есть у Госпиталя, а все остальное у Храма и его великого магистра. Граф представил себе мысленно всю разветвленную структуру военной организации ордена, и подумал, может ли он в один момент поднять ее и направить в том направлении, которое он сочтет нужным. Несомненно! Вот сейчас достаточно вызвать писца, продиктовать приказ, сотня гусиных перьев размножит его в мгновение ока и сотня гонцов за полтора дня развезет его по крепостям и капеллам. И тогда тысячи и тысячи рыцарей… Кто этому сможет помешать? Пятерка велеречивых монахов? Нет, не сможет. Тогда в чем же заговор?!

В то время, когда граф де Ридфор предавался подобным умозрительным упражнениям, брат Гийом беседовал с небезызвестной госпожой Жильсон.

— Вы все поняли, сударыня? У меня такое впечатление, что вы поняли не все.

Госпожа Жильсон хотела что-то ответить, но не смогла, у нее перехватило горло.

— Что с вами, сударыня? — мягко поинтересовался монах.

— Вы же знаете, святой отец, я никогда не отказывалась…

— Еще бы, — сузил глаза брат Гийом и, начавшаяся было, речь собеседницы сбилась.

— Я и сейчас, я ведь не отказываюсь, я просто прошу…

— О чем?

— Ну, вы же понимаете… Может быть это сделает кто-то другой? У меня с графом Рено особые отношения. Когда-то я любила его. Более того, я и сейчас, и сейчас даже, несмотря на все, что между нами вставало…


Еще от автора Октавиан Стампас
Проклятие

«Проклятие» — роман о последнем Великом магистре Ордена Тамплиеров Жаке де Молэ, о том, как он и его рыцари были подло оклеветаны и преданы сожжению как еретики, о коварном августейшем мерзавце — короле Франции Филиппе Красивом, который ради обогащения уничтожил Орден Храма Соломонова, но так и не воспользовался плодами своего коварства, о том, как Орден видимый превратился в Орден незримый.


Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров

Хроника жизни и приключений таинственного посланника истины, который в поисках утраченного имени встретил короля Франции Филиппа Красивого, мудрого суфия Хасана, по прозвищу «Добрая Ночь», великого магистра Ордена Соломонова храма Жака де Молэ, первую красавицу Флоренции Фьяметту Буондельвенто, принцессу убийц-ассасин Акису «Черную Молнию», гордого изгнанника мессера Данте Алигьери, хитрых торговцев и смелых рыцарей, хранивших тайны Ордена тамплиеров.


Великий магистр

Роман о храбром и достославном рыцаре Гуго де Пейне, о его невосполненной любви к византийской принцессе Анне, и о его не менее прославленных друзьях — испанском маркизе Хуане де Монтемайоре Хорхе де Сетина, немецком графе Людвиге фон Зегенгейме, добром Бизоле де Сент-Омере, одноглазом Роже де Мондидье, бургундском бароне Андре де Монбаре, сербском князе Милане Гораджиче, английском графе Грее Норфолке и итальянце Виченцо Тропези; об ужасной секте убийц-ассасинов и заговоре Нарбоннских Старцев; о колдунах и ведьмах; о страшных тайнах иерусалимских подземелий; о легкомысленном короле Бодуэне; о многих славных битвах и доблестных рыцарских поединках; о несметных богатствах царя Соломона; а главное — о том, как рыцарь Гуго де Пейн и восемь его смелых друзей отправились в Святую Землю, чтобы создать могущественный Орден рыцарей Христа и Храма, или, иначе говоря, тамплиеров.


Рыцарь Христа

Роман о храбром и достославном рыцаре Лунелинке фон Зегенгейме; об императоре Священной Римской Империи — Генрихе IV, об императрице Адельгейде, чей светлый образ озарил темную и кровавую эпоху; о колдунах и ведьмах; о многих великих сражениях и мужественных поединках; о Первом крестовом походе и о взятии Святого Города Иерусалима; о герцоге Годфруа Буйонском и брате его, короле Бодуэне I; о смелых воинах Гуго Вермандуа и Боэмунде Норманне, а также об основании ордена Христа и Храма и о том, кто были первые тамплиеры.


Древо Жизора

«Древо Жизора» — роман о тамплиере Жане де Жизоре и великой тайне его родового поместья, об истории Ордена Тамплиеров в 12 веке, о еретиках-альбигойцах и их сатанинских обрядах, о Втором и Третьем крестовых походах, о достославном и достопамятном короле Ричарде Львиное Сердце и его распутной матере Элеоноре Аквитанской, о знаменитых французких трубадурах и о том, как крестоносцы потеряли Святую Землю.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.