Цитадель - [126]
Де Труа дал себя догнать под сводами надвратной башни. Де Бриссон отрядил для помощи брату Реми барона де Каванье. Для военных действий против ассасинов назначалось сразу пять или шесть равноправных военачальников, чтобы один удар кинжала не мог обезглавить армию. Внутри этого совета военачальники распределяли обязанности, барону де Каванье как раз надлежало представительствовать.
Де Каванье был посвящен в отношения между де Бриссоном и братом Реми и, зная, что высшие сферы орденской политики покрыты суть тьмою египетской, предпочитал держаться нейтральной позиции. Последний разговор он слышал и прекрасно знал, что именно было заявлено Синану. Так что объяснять ему ничего не было нужно. В дополнение ко всему сказанному, сей тамплиер был весьма представителен внешне, посольская роль была как раз по нему.
Приняли посольство скромно, без демонстрации в пышном саду, без каких бы то ни было эффектов. Обыкновенная, просторная комната с хорошо оштукатуренными стенами. Свет в нее падал через отверстие в потолке. Гостям предложили неудобные табуреты без спинок, но с подлокотниками. Сеид Ага, человек без мизинцев, и еще двое молчаливых ассасинов в длинных белых халатах, поклонами поприветствовали прибывших и, извинившись, сообщили, что придется подождать. Имам Синан будет скоро. «Он уже в пути».
— Он что с небес спускается? — недовольно пробурчал кто-то из рыцарей, кажется немец Леопольд фон Грау.
Наконец имам явился из левой сводчатой двери. «Постарел», — была первая мысль брата Реми, жадно разглядывавшего своего бывшего господина. Второй его мыслью было, что он сам, пожалуй изменился еще больше. Ну что ж, у времени нет друзей, так говорят персы и они правы.
Де Труа поместился во втором ряду сидящего посольства и не снимал с головы своего капюшона. Пока раздавались приличествующие случаю приветствия, он раздумывал над тем, как дать Синану понять что он, Исмаил, здесь.
Имам сделал знак и ему подали свиток, в котором находился составленный братом Реми текст.
— Весьма огорчительно, что мы, исмаилиты и тамплиеры, создавшие столь похожие духовные ордена, вынуждены решать наши дела подобным образом. Мы понимаем, что не одно лишь недоразумение тому причиной. Возможно, что и чей-то умысел злой виною многому. Во имя дальнейшей нашей дружбы, мы признаем нашу часть вины. Мы найдем и накажем зло-умысливших и понимаем, что это не вся цена, которую мы обязаны заплатить за восстановление прежней дружбы.
Говоря эти слова, Синан медленно обводил взглядом сидящих перед ним бородачей в железных одеждах. Не все члены посольства были посвящены в тайные тамплиерские мистерии, поэтому для них слова этого мусульманина о каком-то едином Боге, о родстве орденов и прочем в том же роде, были непонятной дичью. И хотя этот человек с опущенным веком владел лингва-франка вполне сносно, они решили, что он употребил неправильные слова.
В конце своей туманной речи Старец Горы заметил, что двадцать тысяч мараведисов ежегодно сумма не просто очень большая, но несуразная, и пообещав ее заплатить, он только ввел бы в заблуждение высокое посольство. Речь его была плавной, связной, но вел он себя так, будто все-таки не полностью присутствует в этом мире, что основная часть души его парит в местах невидимых и недоступных. Мирские дела, даже в виде ГРУД золота, лишь досадная помеха для отправления Дел высших и чистых.
Сеид Ага и остальные ассасины, с привычно сосредоточенным выражением лиц, внимали решениям имама, словно тихо блаженствуя от соседства с таким источником святости. Как ни странно, некий род одури стал нападать и на франков и на немцев, сидевших напротив него. Длинное говорение вообще, а уж продуманное длинное говорение, особенно, обладает гипнотическим действием. Впоследствии, обмениваясь впечатлениями об этом разговоре с бароном де Каванье фон Грау высказал мнение, что дело было не только в словах. Кажется что-то было подмешано в воздухе ведь ходят слухи, что ассасины специалисты по части дурманящих средств.
В один из моментов брат Реми осторожным движением, чтобы не спугнуть говорившего, снял капюшон и, слегка наклонившись влево, выставился из-за плеча де Каванье, за которым скрывался. Он ловил взгляд Синана. Имам, как ни невнимательно он глядел в лица оплетаемых словесами жертв, не мог, рано или поздно, обратить внимание на явление неожиданного чудища в рядах посольства. Поначалу это никак не отразилось на том, что он говорил. Поначалу, пока он просто рассматривал эту странную, отталкивающую маску. Но потом, когда брат Реми осторожно, едва заметно улыбнулся, между ними мгновенно возникла связь — узнавание. Второе веко Синана тоже слегка опустилось, отчего выражение лица сделалось менее странным, но более угрожающим.
Старец Горы узнал своего бывшего фидаина.
ГЛАВА ВТОРАЯ. КАРТА ПАЛЕСТИНЫ
Примерно в трех лье к северу от Иерусалима в небольшой цветущей долине между Массирой и Вефилем, стоял один из тамплиерских замков. Имя ему было Агумон. Ни чрезвычайной величественностью, ни сверхъестественной роскошью он не отличался. Может быть, именно поэтому, орденское руководство выбрало его для своей летней резиденции. Впрочем, были и другие причины, о них брат Реми узнал из беседы с братом Гийомом, которая состоялась сразу же после возвращения шевалье де Труа из под стен Алейка. Командующие войском бароны остались там для наблюдения за доставкой денег в счет оговоренной дани, в делах такого рода они не нуждались в контроле.
«Проклятие» — роман о последнем Великом магистре Ордена Тамплиеров Жаке де Молэ, о том, как он и его рыцари были подло оклеветаны и преданы сожжению как еретики, о коварном августейшем мерзавце — короле Франции Филиппе Красивом, который ради обогащения уничтожил Орден Храма Соломонова, но так и не воспользовался плодами своего коварства, о том, как Орден видимый превратился в Орден незримый.
Хроника жизни и приключений таинственного посланника истины, который в поисках утраченного имени встретил короля Франции Филиппа Красивого, мудрого суфия Хасана, по прозвищу «Добрая Ночь», великого магистра Ордена Соломонова храма Жака де Молэ, первую красавицу Флоренции Фьяметту Буондельвенто, принцессу убийц-ассасин Акису «Черную Молнию», гордого изгнанника мессера Данте Алигьери, хитрых торговцев и смелых рыцарей, хранивших тайны Ордена тамплиеров.
Роман о храбром и достославном рыцаре Гуго де Пейне, о его невосполненной любви к византийской принцессе Анне, и о его не менее прославленных друзьях — испанском маркизе Хуане де Монтемайоре Хорхе де Сетина, немецком графе Людвиге фон Зегенгейме, добром Бизоле де Сент-Омере, одноглазом Роже де Мондидье, бургундском бароне Андре де Монбаре, сербском князе Милане Гораджиче, английском графе Грее Норфолке и итальянце Виченцо Тропези; об ужасной секте убийц-ассасинов и заговоре Нарбоннских Старцев; о колдунах и ведьмах; о страшных тайнах иерусалимских подземелий; о легкомысленном короле Бодуэне; о многих славных битвах и доблестных рыцарских поединках; о несметных богатствах царя Соломона; а главное — о том, как рыцарь Гуго де Пейн и восемь его смелых друзей отправились в Святую Землю, чтобы создать могущественный Орден рыцарей Христа и Храма, или, иначе говоря, тамплиеров.
Роман о храбром и достославном рыцаре Лунелинке фон Зегенгейме; об императоре Священной Римской Империи — Генрихе IV, об императрице Адельгейде, чей светлый образ озарил темную и кровавую эпоху; о колдунах и ведьмах; о многих великих сражениях и мужественных поединках; о Первом крестовом походе и о взятии Святого Города Иерусалима; о герцоге Годфруа Буйонском и брате его, короле Бодуэне I; о смелых воинах Гуго Вермандуа и Боэмунде Норманне, а также об основании ордена Христа и Храма и о том, кто были первые тамплиеры.
«Древо Жизора» — роман о тамплиере Жане де Жизоре и великой тайне его родового поместья, об истории Ордена Тамплиеров в 12 веке, о еретиках-альбигойцах и их сатанинских обрядах, о Втором и Третьем крестовых походах, о достославном и достопамятном короле Ричарде Львиное Сердце и его распутной матере Элеоноре Аквитанской, о знаменитых французких трубадурах и о том, как крестоносцы потеряли Святую Землю.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.