Цитадель - [14]

В коридоре было темно, так что Дэнни заметил черный настенный телефонный аппарат лишь в самый последний момент, когда уже чуть не прошел мимо. Не колеблясь ни секунды, он шагнул к стене, сдернул слуховой рожок с рычага, приставил его к уху и закрыл глаза. В глубине рожка как будто что-то тренькнуло. Что это, искорка жизни, отголосок краткого соединения — или померещилось? Но была она или нет, эта искорка заставила Дэнни осознать: все, больше он не может терпеть. Он должен созвониться с кем-то сейчас, или случится страшное — его череп разлетится на куски, с потолка на пол обрушатся потоки воды, зубья огромной электропилы вонзятся ему в позвоночник. Еще с полминуты им владело одно неукротимое желание: немедленно отвязаться от Ховарда и установить спутниковую антенну.

Ховард: Что-то не так?

Дэнни повесил рожок обратно на рычаг. Нет. Все нормально. Усилием воли он взял себя в руки. Кое-чему за восемнадцать лет в Нью-Йорке он все-таки научился.

В конце коридора в потолке зияли дыры, на полу лежали солнечные пятна; тут было немного теплее. А в следующей комнате потолок отсутствовал совсем и над бесформенной розоватой грудой, которая раньше была кроватью, а теперь стала клумбой для папоротников, плыли облака. Что-то среднее между комнатой и двориком, подумал Дэнни. Из-за стены свешивалась длинная ветка дерева, с нее на полусгнивший ковер спикировали две белки и начали гоняться друг за другом, но тут же подрались за какой-то слежавшийся картонный ком — из кома во все стороны раскатились маленькие кругляшки. Дэнни поднял один из них. Это оказалась линяло-красная деревянная фишка для игры в пачиси.

Дэнни: Представляю, каково будет расчищать все эти завалы.

Ховард: Да уж. Хотя, может, я и не буду все расчищать. Кое-что оставлю как есть.

Дэнни удивленно обернулся. Ты серьезно?

Абсолютно. Такие вещи воскрешают что-то в памяти. Такие вещи — сама история. Хотя что я тебе объясняю, понятно же все.

Но Дэнни не все было понятно. И когда у тебя тут начнут работать строители?

Ховард рассмеялся. Ты прямо как мои юные друзья-единомышленники. Ну хорошо, пусть не совсем юные… Но все равно, они как дети: им подавай что им там надо немедленно, сейчас же! Когда-то я тоже был таким.

Дэнни: А теперь?

Ховард: Теперь я научился ждать. Рассчитывать свои силы. Не торопить события. Много лет угробил на самую идиотскую и бессмысленную работу, какую только можно представить: из денег делал деньги, из них еще, еще, еще — целую вонючую кучу денег. Не хочу сказать, что все было совсем уж беспросветно и никаких развлечений — с деньгами всегда найдутся развлечения, — но брокером на бирже может быть кто угодно, любой отморозок. Я на это пошел ради одной-единственной цели: заработать столько, чтобы в тридцать пять плюнуть на все и всех и дальше уже делать, что хочу.

Дэнни: Достойная цель.

Ховард: Как видишь, я ее достиг. Вот… — он обвел рукой обрывки торчащих из стены проводов, останки обоев, обвалившихся на бугристый пол, — вот ради чего я столько лет полоскал мозги в дерьме. И теперь никто — никто, слышишь? — никакие юные друзья не заставят меня бестолково суетиться. И загубить все дело.

Дело — то есть твой отель?

Да.

Дэнни: Но это больше, чем отель?

Ховард улыбнулся. Я рад, что ты успел это понять.

В ветвях наверху ссорились птицы, мелкая труха и листья сыпались на розовый папоротниковый холмик, на то место, куда когда-то ложился человек, натягивал на себя одеяло и закрывал глаза.

Ховард: Ладно, давай отсюда выбираться. Покажу тебе сад.

Дэнни ничего не имел против того, чтобы отсюда выбираться. Вместе с Ховардом они прошли по длинному коридору, потом спустились по винтовой лестнице. Лестничный колодец был похож на тот, в котором Дэнни застрял вчерашней ночью, только тут не было света и пахло затхлостью и сыростью. Ховард освещал ступеньки карманным фонариком, но все равно двигались очень медленно. На стене стали появляться надписи на незнакомом Дэнни языке, под ногами валялись пустые пивные банки и презервативы, чернели пятна от костров.

Дэнни: А это откуда?

Ховард: Тут несколько лет тусовались местные подростки. В двух-трех ближайших комнатах они, конечно, помародерствовали. Но дальше, видно, боялись заходить. И хорошо, что боялись.

Внизу забрезжил свет. Последний виток лестницы вывел их в помещение с незаконченным ремонтом: тут были леса вдоль стен и деревянный пол, уложенный только до половины. Покосившаяся двустворчатая застекленная дверь вела в сад.

Ховард: Все, на этом месте финансы у немцев иссякли.

Он толкнул дверь, и несколько фрагментов треснутого стекла со звоном упали на пол. Дэнни первым шагнул в зеленую прохладу, которую он разглядывал сегодня из окна кухни.

Ховард: Раньше, когда это был настоящий средневековый замок, тут все было вымощено брусчаткой, вон там стояла пекарня, чуть дальше конюшни и рыцарские казармы. Позже брусчатку сняли и разбили большой сад с рядами фруктовых деревьев, с фонтанами, скамейками — в общем, со всеми прибамбасами. Если хорошенько поискать, под этой чащобой похоронено много чего интересного.

Похоронено — это правильное слово, подумал Дэнни. Солнце почти не пробивалось сквозь густую листву, от земли веяло холодом и глухой чернотой. Белели только дорожки, усыпанные битой ракушкой. По одной из таких дорожек Дэнни шел сейчас вслед за Ховардом между какими-то древесными реликтами, мимо обломков позеленелых статуй, мимо скамейки, заросшей бурьяном с редкими блеклыми цветками.