Цитадель души моей - [33]

А Дерек, тем временем, спокойно засунул меч в ножны, отбросил в сторону плащ и вытащил из своего мешка странную конструкцию. Как будто выкованные из железа волчьи челюсти, но с приделанными к ним длинными ручками. Спокойным, даже ленивым шагом подошел к, еще продолжающему дергаться, телу, воткнул свои странные щипцы ему в бок и, с мерзким хрустом, сжал ручки. Обернулся ко мне.

- Придержи его, что встал столбом?!

Я сглотнул, бросился к лежащему телу и прижал его к полу всем своим весом. Капитан, пыхтя, и дергая ручками, с трудом вырвал свой инструмент из тела Константина. Поднял его над распахнутым горлом мешка, раскрыл щипцы и уронил истекающий кровью кусок мяса в мешок. Снова впился окровавленными железными зубами своего инструмента - на этот раз в горло.

- Держи!

А я что? Я держу. Что я, не понимаю, что ли? Это уж непременно надо, я и сам секундой ранее отметил - горло рассеченное мечом, ни с чем не спутаешь. Обязательно надо замаскировать.

- Так что, он зверопоклонник был? - спросил я только чтобы не молчать, а то уж больно тошно становилось. Все слова мертвого уже Константина в ушах звучали. Как-то раньше я об этом не задумывался, но сейчас определенно моему сердцу происходящее не очень нравилось. А что поделаешь?

- Нет, - дергая ручками щипцов, натужно ответил Дерек, - Святым он был. Настоящим. Только от этого еще хуже.

Выдернул, кинул еще кусок в мешок, перевел дух.

- Скольких ты знаешь егерей, что Единому всерьез поклоняются?

Я прикинул.

- Много...

- Как думаешь, часто они сюда захаживали - душу перед святым человеком излить?

Я промолчал. Дерек хмыкнул.

- Именно что. Лучше бы уж он был зверопоклонником. Так нет же, он всерьез верил - (ты заметил?) - в то, что говорил. Что его единому богу не нравится, когда люди убивают бестий... да... вот от таких... проклятье, кость зацепил... от таких идейных... больше всего бед и бывает.

Дерек вырвал из обезображенного тела очередной кусок, бросил его в мешок, критически поглядел на его содержимое, потом завязал и протянул мне.

- Возьми. Выкинешь на свалке у Южных ворот.

- Я? - я отдернулся, - почему?

- Ты еще спрашиваешь? Разве я ввалился к тебе посреди ночи и принялся вдохновенно вещать о нависшей над региментом угрозе? Заодно проверишь, действительно ли покойный был святым - по легендам, перед их мощами все животные падают ниц и закрывают глаза.

Ну, я и взял. А что было делать, опять же?

Недоброе место - свалка у Южных ворот. Сюда свозят все отходы с кожевенных мастерских, что располагаются с обеих сторон городской стены к югу от Красного рынка. На Красном же рынке (и в ближайших кварталах) располагаются три четверти всех мясных лавок города. Отходы с них везут, разумеется, сюда же. Легко представить, какие тут витают ароматы. Ежедневно поутру вуотацесии заливают тут все известью, но помогает это мало - наоборот, дух становится тяжелее и злее, проникает, кажется, прямо в мозг, даже при плотно зажатых ноздрях, и от него очень быстро начинает мутнеть в глазах. Кстати, человеческий труп на этой свалке - настолько обычное дело, что местные нищие давно уж промышляют тем, что добывают более-менее прилично выглядящие трупы (и их части) для колдунов, гадалок и школяров-медикусов.

Ни ворон, ни крыс здесь нет. Точнее, они есть, но на глаза не показываются - их чайки выжили, коих тут мириады. Даром что на Лаке одну-то редко когда увидишь - но тут я чаек понимаю: какой смысл, напрягая глаза и мышцы, охотиться за рыбой, когда на свалке можно жрать от пуза, никаких усилий для этого не прилагая. Вполне по-человечески. И вообще, очень они мне префектов, на хлебном месте осевших, напоминают - сварливые, жирные, наглые и летать уже почти не умеют. Неприятно мне на них смотреть - красивые птицы, а превратились - в крылатых крыс каких-то. Но на этот раз, смешно сказать, меня они успокоили. Вроде и не верил я в эти сказки - насчет святых мощей - но мои руки и в самом деле подрагивали, когда я опустошал свой мешок перед торопяще-жадными взорами разучившихся летать чаек. Наверное, это и в самом деле сказки. Или Константин не был святым. Чайки, махая крыльями и разевая в крике окрашенные красным клювы, отбирали друг у друга куски все еще парящего мяса, а я стоял и думал о странности жизни и странном смысле, который порой скрывается за привычным обликом происходящего.

* * *

Очнулся я от дикой боли. Хотя это очень мягко сказано - шею и голову словно тисками сжимало. Кроме того, меня подташнивало, и ощущался во рту кислый привкус блевотины - явные признаки сотрясения мозга. Надо же - оказывается, он у меня еще есть - мозг-то. Я уж и не надеялся. Но вот что странно - камень прилетел мне в затылок, а болит больше лоб. С чего бы?

Кстати, я связан. В этом-то ничего удивительного нет, с учетом последних отложившихся в памяти событий. А вот рот у меня зачем заткнут? Они что, не хотят слушать мои крики о пощаде и вопли ужаса? Очень странно.

Заставив себя забыть о головной боли, я открыл глаза, быстро окинул взглядом обстановку и снова опустил веки. Вергов поблизости не видно, и можно надеяться, что никто из них моего пробуждения тоже не заметил. И хорошо - пусть считают, что пленник еще в отключке. А я пока ситуацию поанализирую.