Цитадель автарха - [43]

– Ведь и я должен выполнить свою работу. На верхнем уровне, там, где ты спал.

– Боюсь, она останется незавершенной. Он молчал, когда мы вышли за дверь и зашагали по каменистой тропе. Потом сказал:

– Я пойду с тобой, если смогу. Мне всегда хотелось выйти за эту дверь и идти, не останавливаясь.

Я пообещал, что, если он даст честное слово, я немедленно развяжу его.

Он покачал головой.

– Ты можешь посчитать, что я предал тебя. Я не понял, о чем он говорит.

– Возможно, где-то есть женщина, которую я называл Вайн. Но твой мир – это твой мир. Я могу существовать там, только если вероятность моего существования достаточно велика.

– Я же существовал в твоем доме, разве не так? – возразил я.

– Да, но потому, что твоя вероятность была совершенной. Ты – часть прошлого, из которого явились и мой дом, и я. Вопрос в том, стану ли я тем будущим, к которому ты направляешься?

Я вспомнил зеленого человека в Сальтусе, который был отнюдь не бестелесным.

– Так ты можешь лопнуть, как мыльный пузырь? – спросил я. – Или рассеяться в воздухе как дым?

– Не знаю, – ответил он. – Я не знаю, что станется со мной. Или где я окажусь, когда это произойдет. Я могу перестать существовать в любой момент. Вот почему я никогда не уходил по своей воле.

Я взял его за руку – наверное, решил, что таким образом смогу удержать его возле себя, – и мы продолжали путь. Я придерживался того маршрута, который рекомендовала Маннеа, и Последняя Обитель, высившаяся за нашими спинами, казалась вполне осязаемой, как и всякий другой дом. Мои мысли были заняты тем, что поведал и показал мне отшельник, поэтому некоторое время, в течение двадцати-тридцати шагов, я не оборачивался на своего спутника. Наконец его замечание насчет гобелена напомнило мне о Валерии. Комната, в которой мы с ней лакомились печеньем, была сплошь увешана гобеленами. А его слова о нитях ассоциировались с лабиринтом тоннелей, по которым я бежал перед встречей с Валерией. Я хотел было рассказать ему о своих соображениях, но тут выяснилось, что он исчез. Моя рука держала воздух. Минуту я наблюдал, как Последняя Обитель, точно корабль, колеблется на поверхности ледяного океана. Потом и она слилась с темной вершиной скалы. А лед обернулся тем, за что я уже однажды принял его, – обычной грядой облаков.

18. ПРОСЬБА ФОЙЛЫ

Следующие сто шагов или больше мне казалось, что мастер Эш исчез не полностью. Я ощущал его присутствие, иногда я даже мельком видел его. Он шел рядом со мной, отстав на полшага, если я не пытался глядеть на него в упор. Не знаю, каким образом мне удавалось видеть его, как он мог в некотором смысле пребывать со мной и одновременно отсутствовать. Наши глаза принимают поток фотонов с нулевой массой или заряд от роящихся частиц, подобных многим миллиардам солнц, – так учил меня почти слепой мастер Палаэмон. Этот град фотонов и убеждает нас в том, что мы видим некоего человека. Иногда человек, которого, по нашему убеждению, мы видим, на самом деле иллюзорен, как мастер Эш, или даже в большей степени.

Я также ощущал присутствие его мудрости. То была грустная, но подлинная мудрость. Я внезапно пожалел, что он не смог сопровождать меня, хотя и понимал, что, окажись он в силах продолжать путь, это, несомненно, означало бы наступление льда.

– Я одинок, мастер Эш, – проговорил я, не осмеливаясь оглянуться назад. – Я и сам до настоящего момента не осознавал всей глубины своего одиночества. Думаю, ты тоже испытывал одиночество. А кто была та женщина, которую ты назвал Вайн?

Может быть, я просто вообразил его голос:

– Она была первой женщиной.

– Месхианой? Да, я ее знаю, она очень красива. Моей Месхианой была Доркас, и я скучаю по ней, но и по всем другим тоже. Когда Текла стала частью меня, я решил, что никогда больше не буду одиноким. Но сейчас она в такой степени срослась со мной, что мы – одно целое, и я опять могу тосковать по другим. По Доркас, по островной девушке Пиа, маленькому Северьяну, Дротту и Рошу. Если бы Эата был здесь, я бы крепко обнял его.

Больше всего я хотел бы увидеть Валерию. Иолента была самой красивой из виденных мною женщин, но в лице Валерии было нечто разрывавшее мне сердце. Наверное, я был тогда всего лишь мальчишкой, хотя и не считал себя таковым. Я выбрался из тьмы и оказался в месте, которое называют Атриумом Времени. Вокруг вздымались башни, башни семейства Валерии. В центре стоял пьедестал с циферблатом солнечных часов, и хотя я помню его тень на снегу, вряд ли солнце заглядывало туда больше чем на две-три стражи; вероятно, башни закрывали солнце большую часть дня. Твои познания, мастер Эш, глубже моих. Можешь ли ты объяснить мне замысел строителей?

Ветер, гулявший среди скал, рванул мой плащ так, что он взвился у меня за плечами. Я поправил его и натянул капюшон.

– Я шел по следам собаки. Его я назвал Трискель и говорил (даже самому себе), что он принадлежит мне, хотя не имел права заводить собаку. Я нашел его зимним днем. Мы тогда занимались стиркой – полоскали постельное белье клиентов, а водосток забился тряпьем и грязью. Я отлынивал от работы, и Дротт велел мне выйти наружу и снизу прочистить сток при помощи бельевой подпорки. Ветер был ужасно холодным. Наверное, то наступал твой лед, хотя тогда я и не знал об этом. С каждым годом зимы становятся чуть холоднее. И, конечно, стоило бы мне прочистить водосток, поток грязной воды хлынул бы вниз и намочил мне руки. Я сердился, так как был третьим по старшинству после Дротта и Роща и считал, что эту работу должны выполнять младшие ученики. Я пробивал засор в трубе своей палкой, когда увидел его на другом конце Старого Подворья. Думаю, блюстители Медвежьей Башни проводили накануне неофициальный бой, и у дверей в ожидании некера валялись мертвые звери: арсиноитер, смилодон и несколько страшных волков. Пес лежал сверху. Полагаю, он должен был умереть последним; судя по ранам, его прикончил один из волков. Конечно, на самом деле он не умер, а только казался мертвым.