Цирк мертвецов - [50]

— Ты чего, дед?

Натан Бёрк ответил не сразу.

— Ничего. Всё в порядке, — сказал он, всё ещё глядя в сторону, потом закрыл глаза и улыбнулся про себя, переносясь мыслями в то время, когда он последний раз видел свою бывшую жену. Это было в самом конце жаркого сентября. Последние шесть месяцев Мона путешествовала вместе с Иззи Мартином, женоподобным коротышкой, который ездил из города в город, зарабатывая деньги на скачках, организованных либо им самим, либо одним из его «коллег» из открытой, но очень неприметной организации, имеющей представителей в каждом штате. Но Иззи был не только страстным игроком, он ещё постоянно употреблял наркотики, предпочитая героин, и все деньги, которые он выигрывал на скачках, быстро исчезали в его венах.

Он умер от передозировки в десятом номере мотеля «Тропикана» в Западном Голливуде. Мона, которая загорала у бассейна, пила пиво и курила одну задругой сигареты «Честерфилд», обнаружила его голое волосатое тело, когда пошла принимать душ. Натану Бёрку она позвонила в тот день позже из полицейского участка в Уилкоксе, где в невзрачной комнате её допрашивали следователи из отдела, занимающегося расследованием убийств и наркотиками. Ошеломлённым, но спокойным голосом она рассказала им всё что знала, называя имена и раскрывая все преступления и мошенничества, в которых был замешан Иззи. Когда она закончила, её губы высохли и побелели по углам; то, что она рассказала, позволило арестовать девятнадцать человек.

Вечером того дня Мона рассказала Натану Бёрку, как сильно ненавидел Иззи своё тело, свою непропорционально большую голову, свои короткие и толстые, словно бы отпиленные ноги. Ещё он чувствовал странное, но непреодолимое желание расцарапывать руки и ноги до тех пор, пока из них не начнёт сочиться кровь и гной.

— Он был нервным человеком, — сказала Мона, наблюдая, как её бывший муж снимает брюки и аккуратно складывает их на стуле, стоящем возле стола. — Господи, ну что я нашла в нём?

В комнату ворвался уличный шум, и дверь внизу громко хлопнула. На ночном столике возле телефона лежал картонный пакетик с бумажными спичками, на обложке которого золотыми буквами было написано «Голливуд Никербокер». В этом отеле Натан и Мона остановились в 1946 году, в год, когда они приехали в Лос-Анджелес.

— У Иззи был большой член, — сказала Мона, глядя, как Натан Бёрк снимает свои трусы. — Не такой большой, как у тебя, Нат. Но большой. — Мона откинула назад волосы, зажгла сигарету, быстро затянулась и, стараясь казаться незаинтересованной, стянула свитер и наклонилась вперёд, чтобы расстегнуть лифчик. — Ну и как тебе?

— Ты о чём?

— Моя грудь.

— Снимай брюки.

— Мистер Романтик, — медленно произнесла Мона, словно бы не замечая выражения холодного бешенства на лице Натана Бёрк. — Ты любил кончать на мои сиськи. Вспомни, Нат. Ты сидел на моём животе и трахал меня в рот, пока не доходил до предела. Затем — оп! — и всё разливалось по моей груди.

Она стащила ботинки. Потом сделала шаг назад и села на край кровати, чтобы было легче снимать брюки.

— Хочешь сделать так же, Нат? Давай!

— Снимай с себя всё.

Мона с деланным раздражением подняла глаза.

— Конечно, Нат. Всё, что захочешь. — Она встала, решительно поглядела не него, стащила трусы и бросила к ногам. Они стояли в двух шагах, глядя друг другу в глаза.

Натан Бёрк взял Мону за руку. Он всё ещё смотрел ей в глаза.

— Итак, мы снова вместе — пятнадцать лет спустя. Мона вздрогнула. Она ощутила дыхание Натана Бёрка и почувствовала, как он вошёл в неё.

— Как мальчики, Нат?

— Нормально.

— Я скучаю по ним.

— Надо думать.

— Ты мие не веришь. Я вижу.

— Какая разница? — ответил Натан Бёрк. Он поцеловал её в ухо, затем его рот нашёл ямочку на её горле. — Мы здесь не для того, чтобы говорить о наших мальчиках.

— Я их мать.

— Не сегодня. Не в этот день.

Натан Бёрк тронул зубами её сосок, и Мона вздрогнула:

— Не делай мне больно, Нат.

— Делать тебе больно? Почему я должен делать тебе больно?

И вот уже Натан Бёрк стоял на коленях, языком разделяя волоски у Моны на лобке. Когда он лизнул её, она глубоко вздохнула и, пошатнувшись, почти упала назад, но руки Ната крепко схватили её ягодицы.

Мона почувствовала, как тело её начинает вибрировать.

— Если я сегодня не мать, то кто же я?

— Кто ты? — Натан Бёрк медленно встал и лишь потом ответил на вопрос: — Ты та, кого я когда-то любил.

За несколько минут до того, как Луи был должен ехать в аэропорт, Натан Бёрк принёс из спальни чёрно-белый снимок, который он хранил под рубашками в шкафу. На нём была изображена Мона в тугом сплошном купальнике, стоящая на берегу искрившегося в солнечном свете озера. Она улыбалась, но казалась слегка взволнованной. За ней в конце длинной пристани стоял мальчик лет девяти-десяти с удочкой в руках. Над ней фотограф запечатлел в полете отбившуюся от стаи ласточку с раскинутыми крыльями, парившую в потоках воздуха.

— Мы здесь встретились, — рассказал Натан Бёрк Луи. Входная дверь была открыта, они оба стояли на крыльце, щурясь от яркого солнечного света. — Ранчо «Блю Бэй». Летний лагерь в Пенсильвании, в горах Поконо. Я работал на кухне, а она преподавала плавание и прочие водные упражнения. — Натан Бёрк показал на рощицу на дальнем берегу. — Как-то ночью мы взяли лодку и переправились на другой берег озера. Мы нашли укромное местечко, тёмное и уютное, и первый раз занимались там любовью. Я был девственником. Она — нет. Луи посмотрел на часы и покраснел: