Цинна - [5]

К верхам могущества вести нас может счастье,

Но доблесть высшая - отказ от этой власти.

Немногие из нас способны презирать

Все то, что может власть достигнутая дать.

Подумай и о том, что ты правитель в Риме,

А здесь, какое бы тебе ни дали имя,

Не любят тираний, к ним злобою горя,

И в императоре все видят лишь царя.

Тираном кажется он Риму непременно.

Кто предан власти - раб, кто любит - в том измена,

Кто терпит иго - слаб, его должны хулить,

И доблесть только в том, чтобы свободным слыть.

А то, что это так, не может быть сомнений

Уж десять видел ты напрасных покушений.

Что, коль опасность ждет в одиннадцатый раз?

Ведь, может, все, о чем я говорю сейчас,

Есть только верный знак, что небо посылает.

Иных путей тебя спасти оно не знает.

Зачем ты доводам вверяешься пустым?

Прекрасно умереть владыкой мировым,

Но смерть нельзя признать достойною и правой,

Коль жизнь нас доброю не увенчала славой.

Цинна

Любовь к отечеству была всегда важна,

Но благу общему должна служить она;

Свобода, будто бы желаемая Римом,

Была бы для него благодеяньем мнимым,

Несущим только вред, и не равна тому,

Что Цезарь может дать народу своему.

Тому, кто заслужил, он раздает награды,

За злодеяния карает без пощады,

Со справедливостью распределяет он

Гражданские блага, ничем не отвлечен.

В народоправстве же иначе все бывает;

Рассудка голосу народ уж не внимает,

Все честолюбием захвачены права,

Продажны почести, а честность - лишь слова.

Ничтожнейший тиран, чьей власти нет и года,

Сознав, что краткий срок он нужен для народа,

Счастливых замыслов срывает ранний цвет,

Чтоб не отдать плода идущему вослед.

И, коль грядущее его уж не тревожит,

Он с поля общего берет себе, что может,

И верит, что легко простит потерю тот,

Кто так же, как и он, поступит в свой черед.

Всех хуже государств то, где народ - владыка.

Август

Однако Рим таков, от мала до велика,

И ненависть к царям, что длится пять веков,

Что с молоком всосать младенец здесь готов,

В сердцах, мне кажется, вовек неистребима.

Максим

Да, удивительно упорство злое Рима!

Оздоровительных народ не хочет мер,

В обычаях ему, не в разуме - пример;

И заблуждение, отвергнутое, Цинной,

Народу кажется отрадою единой.

Питая эту мысль, стремясь к мечте своей,

Столь часто он ступал по головам царей,

Их достояние отдав на разграбленье!

Где мог бы он найти приятнее правленье?

Сказать осмелюсь я, что не всегда одно

Правленье на земле народам суждено.

Повсюду с нравами страны оно согласно,

И изменить его пытались бы напрасно.

Таков закон небес; он нам за годом год

Различие меж них разумно бережет.

Так, Македония царю была бы рада;

Свободе с давних пор привержена Эллада;

Парфяне с персами властителей хотят,

И нужен римлянам один лишь консулат.

Цинна

По мудрости небес - и в этом нет сомнений

Народу каждому присущ особый гений,

Но так же верно то, что место или век

Меняют все, что мог замыслить человек.

Рим от царей имел и стены и рожденье,

От консулов своих - и славу и значенье;

А в наши времена ты от своих щедрот

Так сделал, что сейчас счастливым стал народ.

Уже не отданы мы войнам без защиты.

Ворота Януса оружию закрыты

То, что при консулах мы видели лишь раз,

То, чем второй наш царь всех осчастливил нас.

Максим

Но волею небес смененное правленье

Не стоит крови нам и не несет мученья.

Цинна

Народ - и то богов незыблемый закон

За счастье дорого платить был обречен.

Кровь при Тарквинии нам землю обагряла,

При первых консулах сражались мы немало.

Максим

Так, значит, небу враг был предок твой, Помпей,

Когда сражался он за вольность прежних дней?

Цинна

Когда бы небо нам дать рабство не решило,

Оно бы Рим рукой Помпея защитило.

Но смерть его теперь для будущих времен

Всем знак того, что Рим другой избрал закон,

Что славу он найдет в том самом человеке,

Который вольности лишил его навеки.

Он ослепил весь Рим величием своим,

Но, полный славы, сам не насладился им.

С тех пор как город стал владыкою вселенной

И множество богатств его сокрыли стены,

С тех пор как в подвигах, в величье стольких дней

Рождает граждан он, что всех царей сильней,

Здесь, голоса скупив, патриции все время

Дают почувствовать народу власти бремя,

А тот, в златых цепях, считает, что закон,

Полученный с верхов, им снизу возглашен.

Терзаясь завистью, питая лишь интриги,

Здесь все в кровавые вступать готовы лиги:

Так Сулла - Марию, а Цезарю - мой дед,

Тебе - Антоний, все глядели злобно вслед.

Вот почему у нас немыслима свобода

Гражданских войн она причина для народа.

Средь тяжких смут ее и горестных невзгод

Кто - равенство, а кто - властителя зовет.

Чтоб Рим сейчас спасти, пусть правит тот над нами,

Кто мир восстановить способен меж врагами.

Ты родину свою не можешь не любить,

От распрей должен ты ее освободить.

Власть Суллы захватил и, расставаясь с нею,

К насилию открыл путь Цезарю, Помпею.

Зол столько не могло б на нашу долю пасть,

Когда б семье своей он отдал эту власть.

Убийство Цезаря, потворствуя их видам,

К насилью привело Антония с Лепидом;

И римлянами Рим повержен был бы в прах,

Когда бы крепко власть ты не держал в руках.

Отрекшись от нее, ты Рим, лишенный славы,