Цимес - [66]
— Ну успокойся, — сказала я, потрепав его по голове. — Успокойся. От тебя-то уж точно ничего не зависело.
Первый раз я увидела в его в глазах слезы — то ли от любви ко мне, то ли…
А может, мне это только показалось?
Последний посыл
Как же хорошо, что мы, лошади, не умеем разговаривать. Зато мы умеем скакать. А скачка — это… Еще мы умеем видеть и слышать. Ну и, конечно, больше времени для размышлений…
МАЛЫШ
Малышом называл его только я. Еще Дина, конечно. Другим он этого не позволял. Просто делал вид, что его не касается, или отворачивался, даже морковка не помогала. Вообще лошадиные имена — это целая наука. От кого, через кого, инбридинг, кровь, линии, породы. Знатокам и то сложно бывает, да и знатоков-то настоящих по пальцам одной руки пересчитать, как и настоящую скаковую лошадиную элиту.
На самом деле кличка у него была обыкновенная — Лабиринт. Не так чтобы очень благозвучно, но для лошади вполне нормально и на слуху. Зато у родителей его имена были что надо — Лавиния и Бинго. Правда, красиво? Представьте, полные трибуны, музыка, зеленое поле ипподрома, и диктор объявляет: «По третьей дорожке стартует Бинго под седлом мастера-жокея…»
Нет, с Малышовым отцом дела мне иметь не пришлось, да и не проявил он себя особо как спортивная лошадь, так, средненькие результаты показывал, а к четырем годам, когда ясно стало, что в гладких скачках[4] удача ему не светит, сначала решили было его в стиппльчезы[5]. Но не повезло ему и там: упал, повредил сустав, и отправили его обратно в завод как производителя, кровь-то в нем самая что ни на есть скаковая. Полукровка — карачаевская и английская скаковая порода. А почему именно так, а не иначе вышло, кто знает. Иногда, кроме крови, еще и характер чемпионский надо иметь. Лошадь, она в этом смысле от человека ничем не отличается. Да и во многих других смыслах тоже.
А Малыш, ну Лабиринт то есть, с ним у меня такая история вышла…
Вы сами знаете, скачки — это тотализатор, то есть деньги. Большие скачки — большие деньги. А стало быть, всегда найдется тот, у кого интерес не только и не столько спортивный. К чему я это говорю?
Я жокей, понимаете? Я с лошадьми с детства, я их люблю и нутром чувствую. И опыта у меня достаточно, и чувства пейса[6]. Я — жокей… А вот оказалось недостаточно всех этих качеств, чтобы войти в элиту, что ли. Туда, где лучшие лошади, лучшие ипподромы, лучшие, лучшие, лучшие… Ну и призовые, а как вы думаете? Но надо, чтобы не только ты всего этого захотел и был достоин, а чтобы и тебя там захотели тоже. Как везде. В общем, я на хорошем счету был, победы уже были, заметили меня, лошадей стали доверять, ставки делать. И вот в один прекрасный день перед стартом подходит ко мне один наш близкий к определенным кругам сотрудник, отводит в сторону и тихо говорит:
— Догадываешься, кто меня послал?
— Догадываюсь, — говорю, — а что?
— Раз догадываешься, — отвечает, — то велено передать… Короче, в последнем повороте возьмешь на себя, понял? Не пожалеешь.
Для непосвященных перевожу. Это он мне так предложил перед выходом на финишную прямую придержать лошадь. Зачем и почему именно мне и именно тогда?
Очень просто: лошадь, на которой мне в тот день предстояло скакать, была явным фаворитом, и ставки, соответственно, были в основном на нее. А представьте, что вместо фаворита первой приходит другая лошадь — темная: сколько тот, кто на нее поставил, может в этом случае получить?
Конечно, за этим следят, результаты скачки могут аннулировать, жокея дисквалифицировать, даже уголовное дело открыть, но… Ведь те, кто такие дела делает, они тоже с мозгами, и неплохими. Почему именно последний поворот? А там самая рубка и начинается — каждый хочет перед финишным рывком позицию получше занять, чтобы не затерли, не задели, не помешали. И происходит маленькая давка между лошадьми и жокеями за место под солнцем. Попробуй угляди тут, ты взял на себя или тебя взяли в клещи…
Послал я его. Правой — на пол. Жокей, как и лошадь, перед скачкой на взводе, и уж коли кто или что мешает…
Скачку я выиграл, да и не я, в общем, лошадь сама за меня все сделала, мое дело было не мешать, ну я и не стал. Класс, он и есть класс, что тут скажешь. И лошади, и всадника.
Н-да… А карьеру жокейскую свою, выходит, проиграл. То, что мне в тот же вечер… Это ладно, конный спорт занятие не для слабых. Но вот назавтра получаю я командировку на конезавод молодняк отбирать, жеребят перспективных. Это в разгар сезона! Классного жокея отправлять за тысячу километров от скачек, в горы… Я, конечно, сразу все понял — вот как вы сейчас. Понял и поехал. А что прикажете делать? В милицию (тогда еще по-старому было — милиция) идти жаловаться?
Конезавод — это такое место… Место, где начинается все. Вся лошадиная жизнь, весь конный мир начинается там. Рождение классной скаковой лошади планируется специалистами на годы, на поколения вперед. Ни одной случайности, ни одного непродуманного шага. А настоящая конная романтика — это табуны. Весной, летом сотни лошадей отправляются на пастбища, в предгорья. Свежий горный воздух, мягкая молодая трава, свобода… Там-то они и растут, силу нагуливают, класс свой кровный, характер.
Жизнь Лизы Хоули складывалась чудесно. Она встретила будущего мужа еще в старших классах, они поженились, окончили университет; у Эриха была блестящая карьера, а Лиза родила ему двоих детей. Но, увы, чувства угасли. Им было не суждено жить долго и счастливо. Лиза унывала недолго: ее дети, Тео и Джульетта, были маленькими, и она не могла позволить себе такую роскошь, как депрессия. Сейчас дети уже давно выросли и уехали, и она полностью посвятила себя работе, стала владелицей модного бутика на родном острове Нантакет.
В этом романе рассказывается о жизни двух семей из Северной Каролины на протяжении более двадцати лет. Одна из героинь — мать-одиночка, другая растит троих дочерей и вынуждена ради их благополучия уйти от ненадежного, но любимого мужа к надежному, но нелюбимому. Детей мы видим сначала маленькими, потом — школьниками, которые на себе испытывают трудности, подстерегающие цветных детей в старшей школе, где основная масса учащихся — белые. Но и став взрослыми, они продолжают разбираться с травмами, полученными в детстве.
Страшная, исполненная мистики история убийцы… Но зла не бывает без добра. И даже во тьме обитает свет. Содержит нецензурную брань.
Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)