Циклопедия - [54]

— Для начала постучи в стену, чтобы твой сосед вырубил свою поганую музыку, — сказал Ирдик. — На нервы действует. Зуб на зуб не попадает.

Я постучал в стену, стараясь не задевать черную кляксу, пульсирующую и выбрасывающую в воздух один смерчик за другим.

— Вырубаю уже, вырубаю, — ворчливо донеслось из-за стены. — Кляп вам всем в глотку! Насладиться не дают! Буржуи проклятые!

— Во-вторых, как только я введу Саныча в транс, возьми его за руку. Все остальное сам увидишь.

Намотав нитку на палец, Ирдик склонился над Санычем и провел ладонью у него перед глазами. Веки Саныча задрожали, глаза распахнулись. Я в ужасе отшатнулся назад, едва не свалившись в радостно заурчавший туман: глаза Саныча были большими и… стеклянными! На их поверхности застыли капельки влаги. В зрачках отражались свечи и наши с Ирдиком нечеткие силуэты!

Правда, на джинна это не произвело никакого впечатления. Вытянув палец с ниткой, он оттянул колечко и отпустил. Колечко совершило широкую дугу и понеслось обратно, затем еще раз и еще. Странным образом своеобразный маятник не останавливался, а, кажется, еще больше набирал обороты. Зрачки Саныча едва заметно задрожали, наблюдая за колечком. Рот его приоткрылся.

Ирдик, склонившись над человеком так близко, что едва не задевал своим носом его нос, начал бормотать какие-то непонятные слова. С губ его сорвался золотистый ручей, расплылся по комнате несколькими струйками и капельками, воспарил под потолок и, ударяясь об него, исчез, оставив после себя золотистые, расходящиеся в стороны круги.

Тут и я почувствовал, что проваливаюсь в какую-то магическую дрему. Веки мои налились тяжестью. Руки опустились на колени. И только стабильное отвращение к туману на полу, который упорно дожидается моего падения, не давало мне провалиться в гипноз окончательно. С огромным трудом отведя глаза, я стал рассматривать темные шторы, сквозь которые едва заметно пробивался свет вечернего города.

Голос Ирдика стал громче. Теперь он походил на раскаты грома в тихий летний день. Откуда-то повеяло ветерком, зашевелившим волосы на моей голове.

— Хватай! — заорал Ирдик. — Хватай его за руку!

Я резко повернул голову. Глаза Саныча были закрыты. Я схватился за его безвольно обмякшую руку и крепко сжал ее в своей ладони.

Перед глазами стремительно потемнело. В голове внезапно возник целый рой разнообразных звуков. Но перед тем как окончательно провалиться в черноту, я отчетливо расслышал щелчок проигрывателя, и за стенкой вновь заиграла тихая, зловещая музыка…

Глава восьмая

1

Сначала я падал. Или не падал. Не могу точно сказать. В каком-то смысле сплошная темнота кружилась вокруг меня, потом стала изгибаться, превратилась в темную ленту и исчезла, громко хохоча и держась за несуществующий живот.

А потом я открыл глаза. Вернее, это Циклопедиус открыл. Вернее… тьфу… мы оба открыли глаза. Только он свои, настоящие, а я свои, скрытые в подсознании Саныча, в физическом плане не существующие вовсе.

Потом нахлынули чувства. За шиворот залез холодный ветер, под ногами обнаружилась предельно холодная и скользкая корка льда, покрывающая каменистую мостовую. На самих, собственно, ногах были старые, изрядно поношенные башмаки с дырявыми подошвами. Носки на ступнях тоже прохудились, поэтому выходило, что стоит Саныч на морозе голыми ногами. На нем было надето тонкое кожаное пальто, на голове шапка-козырек. Шея обмотана потрепанным шарфом.

Интересно, куда это мы угодили?

Втягивая носом сопли, Саныч огляделся. Город явно не Новоозерск.

Прежде всего, выяснилось, что стоял он на широкой площади, в толпе людей, кого-то напряженно слушавших. В спину ему дышали, в бок толкали, а и без того слабо защищенные ноги пытались отдавить.

Вытянув шею, Саныч огляделся. В его пульсирующем мозгу я различил только одно страстное желание — похоже, с утра Саныч еще не опохмелился. Только вот угодил он совершенно непонятно куда. Брел себе, брел и выбрел.

Впереди высилось красивое высотное здание, отстроенное в старом стиле. Решетчатые ворота перед зданием были распахнуты. Одна из створ, вдобавок, была сорвана с одной петли и болталась на ветру, издавая характерный металлический звук.

Недалеко от ворот стоял то ли танк, то ли хорошо обитый железом грузовик. На танке стояли люди. Некоторые держали флаги, некоторые размахивали руками, а один лысый, раскосый мужичок с кепкой что-то громко кричал, надеясь, видно, докричаться до всех разом.

Присмотревшись, Саныч разобрал, что было написано на широком красном полотнище, развевающемся позади лысого мужичка: "ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!".

— О, нет, — выдохнул я. Впрочем, Саныч этого не заметил.

Где-то в сознании раздалось шипение, потрескивание, и сквозь помехи прорвался далекий-далекий голос Ирдика:

"Что ты видишь? Что ты видишь? Повторяю… Как слышимость?"

"Нормальная слышимость", — ответил я, тоже Мысленно, и вкратце пересказал ему, в какое именно воспоминание мы с Санычем угодили.

"Глубже надо смотреть, — решил Ирдик. — Подожди пару минут. Колечко настрою…"

Шум и потрескивание стихли. Саныч засунул палец в ухо и тщательно его прочистил. Пить хотелось страшно.