Циклон над Сарыджаз - [25]

— Какой ты чабан? — не унимался Вася. — Як Ахмет-ходже иду. Мне в Гуляевке сказали — тут Ахмет-ходжа пасет отару.

— Так я и есть Ахмет-ходжа.

— Мне сказали, он почтенный человек, а ты трус. Не разобравшись, собаками травишь.

Услыхав мои шаги, Ахмет-ходжа насторожился:

— Кто там ещё?

— Свои, — сказал уже спокойно Вася. — Ищешь-ищешь тебя, а ты с собаками встречаешь.

Хабардин готовил Ахмет-ходжу к вопросам о Аргынбаевых, явно намекая, что мы идём к ним, знаем о его связях с бандитами.

— Когда Аргынбаевы ушли? — спросил я, подойдя сбоку к Ахмет-ходже из камышей. Спросил запросто, как о вещи, которую он обязан знать.

— Неделю назад.

— Где они сейчас?

— Сказали, пойдут в Тасаральский рыбтрест.

— Сказали или пошли?

— Где они сейчас, мой двоюродный брат знает.

— А он где?

— В Бурылбайтальском рыбтресте. Сторожем работает.

Ахмет-ходжа отвечал на вопросы не задумываясь.

— Отправишься с нами.

— Что вы ко мне пристали? Ничего я не знаю! — Ахмет-ходжа глядел на нас оторопело, сам, наверное, не понимая, что уже всё сказал.

— Ты лучше не шуми, Ахмет-ходжа, — посоветовал ему Вася.

— Кто вы такие?

— Ты кого к дяде Ивану водил?

— А-а… НКВД… Увидят НКВД со мной — совсем плохо будет Ивану.

— Кто увидит? — поинтересовался я.

— Кто б ни увидел, — бодрился Ахмет-ходжа, да глаза выдавали его страх.

— Никто не увидит. Пропал ты, — сказал Вася.

— Как пропал? А овцы?

Вася махнул на него рукой, обращаясь ко мне:

— Его пёс-живодер чуть глотку мне не перегрыз. Я ему вещмешок вместо приманки кинул, потом пристрелил. И к этому сзади подобрался, обезоружил. Пальто жаль. Я в собаку через полу и карман стрелял. Чтоб потише. Так я за мешком пойду.

Я кивнул и обратился к Ахмет-ходже:

— Абджалбек с ними?

— Старая лиса ушла. Ему нужны были деньги. Вот и велел вести к дяде Ивану. У того много. Мог я не пойти? Ты Абджалбека не знаешь. Его не послушаться нельзя. Убьет.

«Трус ты, Ахмет-ходжа, — думал я. — С нами тоже по трусости пойдешь. И за лошадьми сходишь. Нас ты больше Абджалбека боишься».

— Давно ты Абджалбека знаешь?

— Он ко мне от двоюродного брата пришел.

— А Исмагула и Кадыркула?

— Их и Абджалбек, сам говорил, только в люльке видел. Он был богатым торговцем. После революции за границу бежал. Во время восстания пришел обратно, да не успел. Бедняки ушли от Аргынбаева. Его и разбили. Попался и Абджалбек.

То, что говорил Ахмет-ходжа, было известно. А вот то, что Исмагула и Кадыркула дядя только в люльке видел, новость.

Вернулся из камышей Вася.

— Пошли? — спросил он. — Не показываться же нам в землянке.

— Придется рисковать. Лошадей надо взять.

— А если Аргынбаевы придут? Узнают, увезли Ахмет-ходжу… Вдогонку нам пустятся?

— Вот я и говорю: придется рисковать. Ахмет-ходжа в землянке никому не скажет, кто мы. Он дорожит своей жизнью. Если нас Аргынбаевы догонят, примем бой. Но и Ахмет-ходже несдобровать. Ты всё понял?

Ахмет-ходжа закивал:

— Хорошо понял: брата двоюродного покажу. Исмагула и Кадыркула покажу.

Мы пошли в землянку к чабану и сакманщицам, объяснили, что Ахмет-ходжа едет с нами в Гуляевку. Пока им придется посмотреть за отарами.

Они молчали, закусив зубами концы головных платков. Поверили нам — нет ли, не знаю. Но обеих лошадей мы взяли с собой.

Ехали мы три дня, объезжая по краю болота песчаные бугры, похожие как две капли воды один на другой, с пологими подъемами из светлого песка, обращенными в сторону господствующего северо-восточного ветра, и крутыми обрывами, кое-где сохранившими очертания полумесяца с подветренных сторон. Бугры поросли кустами колючки. Пожалуй, только по рисунку, который образовывали эти темные шары и шарики, можно было разобраться, что перед тобой новый бугор, а не прежний. Кружиться-то можно сколько угодно.

Ахмет-ходжа был тих и покорен. Я посматривал на него искоса и думал: «Очень хорошо. Фотография — одно дело, а живой свидетель — куда лучше».

Мы остановились, когда вдали увидели туманную россыпь огней Гуляевки.

Хабардина я послал вперед, чтоб он заехал к оперуполномоченному, старшему лейтенанту, а если его не окажется дома, то в милицию.

А я с Ахмет-ходжой остался в степи. Устроились за бугром, спрятавшись от пронизывающего ветра. Лошади фыркали и звенели снятыми удилами, чувствуя близость жилья и не понимая, очевидно, почему путники остановились на въезде. Ахмет-ходжа, запахнувшись в тулуп, прилег на песок.

— Что же теперь со мной будет? — спросил он.

— С нами поедешь в Бурылбайтал. И как поведешь себя, то и будет.

— Если вы их всех не поймаете, они убьют меня…

— Скажи, Ахмет-ходжа, почему Аргынбаевы не остались в Бурылбайтальском рабочем отряде, а подались в Тасаральский? Не медом же там кормят?

— Начальник чакчаган… Плохой начальник.

— Спесивый, говоришь? Зачем же им нужен плохой начальник?

— У хорошего чабана барана за деньги не уведешь, а спесивый за лишний поклон отдаст.

— Откуда знаешь, что в Тасаральском рыбтресте такой начальник?

— Люди говорят…

— Что говорят?

— Говорят, он всё кабинет свой перестраивает, чтоб больше стульев поместилось. Чем больше стульев в кабинете, тем крупней начальник.

— Кто ж на них сидит?

— Никто не сидит… А кого он к себе допустит, тот робеть должен: какой уважаемый, какой солидный начальник, столько людей его слушают.