Циклон - [70]

— Она самая. Как раз с этого камня заметили когда-то, что все на свете течет, все изменяется.

Пищик, присев на гранитную глыбу, пробует зачерпнуть водицы в пригоршню, но это ему не сразу удается — брюшко мешает.

Сергей покрикивает басовито:

— Лезь в воду!

— О нет…

— Пушкин ледяные ванны принимал. После этого ему хорошо писалось.

— В этом мы не сходны с Пушкиным: где для него поэзия, там для меня — насморк. Хронический катар. А редактор должен беречь себя, чтобы не осиротить вас в самом начале восхождения на вершины.

Пищик, забавляясь, трогает воду пальцем и сразу же отдергивает, розовые бутончики губ вяжутся в тихую усмешку:

— Какая прозрачность… Вот о ком бы я мог с уверенностью сказать: как редактор, я тебя насквозь вижу. Читаю твой текст и подтекст… Вон даже со дна просвечивают камушки.

Сергей, растершись докрасна рушником, тоже присел возле него.

— А ты в самом деле уверен, что видишь ее насквозь? Эту античную воду, в которую все мудрецы глядели, но только и пришли к выводу, что «я знаю то, что ничего не знаю»?.. И правда, какая красивая вода! Люблю самую фактуру воды… Этот ее шум гармоничный, ее утренние блики… А весенние потоки ты видел? Когда идет сила весны, наливает, заполняет все ямки, выравнивает все кривизны, приближает все к идеальным формам… Подкрадывается незаметно, где узкое место — появляется быстрина… Обо что-то зацепилась — пенек или ветка, — и уже там искрится, водоворотик сделался, мерцает ускоренное течение… Где вчера был бережок — уже струится вода, в ней — медью прошлогодние резные листья дубов. Железные. И из-под них травка живая, зеленехонькая, водичка ее шевелит… А вода растет, растет! Уже разлилась, дымится… Тени деревьев стоят в водной тишине… Пахнет жизнью!

— Просто панегирик в честь аш-два-о!

— Ты же только взгляни… Это не просто аш-два-о… Какая энергия потока! Это вечное движение, исполненное идеальной пластики, волновая динамика света, которая в своих бликах-переблескиваниях несет сейчас чистоту и свежесть жизни…

Сергей еще раз обдал себя водой, забрызгал и редактора, — тот даже отскочил, вскрикнув. Оператор, выбравшись из потока, стал на камне, еще раз растер себя рушником, тело горит. Пищик замечает похвально:

— А ты крепкий, Сергей. С задатками атлета среднего веса… Я думал, на тебе значительно больше жировых накоплений…

— Только железо мускулов, — Сергей, сгибая руку, демонстрирует бицепсы. — Аппаратура дает. Хочешь, возьму тебя аппаратуру таскать? Всесторонне полезное занятие.

— А кто же будет вас редактировать?

— Ах да, я об этом и не подумал. Без вашего брата мы пропали… Слушай, а какой у тебя стаж? По-моему, ты редактор с пеленок. Возник, наверное, раньше, чем студия?

— С тех пор как родилась она, с тех пор возник и я. И вовеки пребудем так, неразлучные. И с тобой тоже. Ты и я. Как положительный и отрицательный заряды, существующие только в единстве, по отдельности природа нас не знает.

— Ты, конечно, положительный?

— Ты слышал, как орнитологи классифицируют птиц? Есть полезные, есть вредные. Еще есть вредно-полезные и полезно-вредные… Так вот я, кажется, принадлежу к последним: согласись, что от меня все же больше пользы, чем непользы.

— За это мы тебя и любим.

— Еще бы! Если бы ваша вгиковская мафия могла, она бы меня утопила в этой мелководной речонке. Я для вас «персона нон грата». Но что вы без меня? Пусти вас на волю стихии, вы же никогда не закончите фильм. Съедали бы сами себя в дискуссиях, сто раз на дню переделывали бы, меняли и выбрасывали и опять вставляли…

— А может, это и есть творчество?.. Бурление, поиски бесконечные. Ты заметил: даже рабочий-декоратор, иногда работая без эскизов, вносит что-то свое, оригинальное…

— Много шуму из ничего — вот что у вас без меня было бы… Вы ведь как дети, люди настроения, минутных реакций, мгновенных вспышек…

— Ясно: ты единственный среди нас воплощаешь трезвый голос рассудка.

— Мышление ваше импульсивно, торопливо, вам некогда сосредоточиться… Что увидел, что его поразило, уже этим ослеплен, уже захмелел: что до сих пор было — то не так, то все к лешему, давай новый эпизод, новую сцену, он уже и забыл о том, куда должна вести всех вас надежная, прочная и утвержденная сценарная дорога.

— Но ведь наш Главный — человек целеустремленный, этого, надеюсь, ты не станешь отрицать?

— Целеустремленность его признаю. Особенно когда он становится за монтажный стол…

— Да, в монтаже он — бог. Из нашего брата не каждый, к сожалению, помнит, что монтаж — это не просто склеивание, что из множества возможных вариантов должно найти один наивернейший — безошибочный удар кисти художника. Кроме знаний, тут необходима интуиция, дар предвидения, дар ясновидца. Именно тут и раскрывается, кто ты: художник или ремесленник. Ставишь рядом два кадра, отдаленные пространством и временем, определяешь их художественное соседство и должен безошибочно, сверхчувством, отгадать, какие ассоциации это соседство вызовет, если вызовет вообще… Даже хороший кадр тут может умереть или, наоборот, удесятериться в силе… Тут ты композитор, и от тебя зависит, бурю вызовут твои кадры или промелькнут, как незаметность, никого из зрителей не затронув, проплывут серостью слепой холодной ленты…