Цикл"Элиза Андриоли". Триллеры. Компиляция. 1-7 - [32]

6

Сегодня утром хоронят Матье Гольбера. На похороны отправились все: Мондини, Кэнсоны, Мигуэны. Полчаса назад ушли Иветта и Поль. Элен отказалась участвовать в церемонии. Я слышу, как она листает какой-то иллюстрированный журнал — листает так нервно, словно сидит в приемной врача. Когда Иветта узнала о том, что Элен не хочет идти на похороны, ее осенила блестящая мысль: предложить ей прийти к нам, дабы составить мне компанию, а самой таким образом получить возможность пойти на кладбище. «Это поможет Элен избавиться от тех черных мыслей, что неизменно будут мучить ее, останься она дома в полном одиночестве», — пояснила Иветта. Виржини со своими куклами играет в саду. В данный момент она устроила одной из них весьма основательную порку: «Вот тебе, противная, вот тебе; ты как следует этого заслужила» — и так далее: шлеп, шлеп, шлеп; не знаю уж, с кем именно девочка таким образом сводит счеты, но делает она это явно от всей души.

Похоже, сегодня на редкость хорошая погода: небо чистое, ни ветерка. Я представляю себе, как под ярким солнцем вдоль пожелтевших уже полей медленно движется мрачная похоронная процессия. Но никак не могу представить, что Бенуа тоже лежит в могиле, на этом самом кладбище. Основано оно было в одном симпатичном, заросшем зеленью местечке, насколько я помню, в 1976 году — так что среди прочих кладбищ его до сих пор можно считать почти новехоньким. Надо же: я лишена возможности даже сходить на могилу Бенуа. Иветта сказала мне, что Рено тоже там похоронен. Поэтому я хорошо понимаю, что Элен просто не в силах идти на похороны совсем еще маленького мальчика, которого закопают чуть ли не бок о бок с сыном ее мужа. Интересно: а пошел ли на похороны убийца? В фильмах такое нередко случается.

Элен со мной почти не разговаривает. Лишь пара фраз о погоде, о том, который час; спичка чиркает о коробок — по комнате разливается запах табачного дыма. Шелест слишком быстро переворачиваемых страниц. И ее дыхание — частое. Что-то чересчур уж частое.

— Хуже всего бывает, когда думаешь о том, что его положили в этот маленький ящик. О том, что твой ребенок лежит теперь в ящике. Как… как какая-то почтовая посылка. В совсем маленьком… ну… вроде ящика из-под вина, например. Забавно, а?

Элен явно нехорошо. Я с трудом сглатываю слюну. Голос у нее дрожит. Лишь бы только ей не вздумалось сейчас заплакать. Я ведь и раньше совершенно терялась при виде плачущих людей.

— А Полю, видите ли, захотелось пойти на похороны. Непонятно зачем: мы совсем не знаем этих людей; но нет, он решил непременно там быть — из солидарности, понимаете ли. Красивое слово — «солидарность». Но ведь это не вернет им их сына. Я была против того, чтобы он туда пошел, но если ему что-то втемяшится в голову… Мне совсем не хотелось оставаться в одиночестве, в такой-то день. Простите меня, Элиза; наверное, я уже надоела вам своей болтовней.

Да нет, это вовсе не так, Элен; как же мне вам объяснить? Как сказать о том, что я хорошо понимаю ваше состояние? Проклятое мое тело — наотрез отказывается мне служить. Слава Богу — явилась Виржини.

— Можно попить воды? Мама? Мама, что с тобой?

— Ерунда, дорогая; ничего страшного. Иди попей на кухне.

— Это из-за Матье ты стала печальная?

— Да, мне немного грустно.

— Но ведь с Матье ничего страшного не произошло: он наверняка доволен, что попал прямиком в рай.

— Да, конечно. Ну, беги же на кухню и попей.

Девочка убегает — легко и быстро.

— До чего же я распускаюсь, когда на меня такое находит. Просто смешно. Счастье еще, что Поля здесь нет — он терпеть не может моих нервных припадков.

И это наш славный Поль, который определенно производит впечатление просто-таки образцово терпеливого человека. Теперь я лучше понимаю, почему Элен кажется обычно такой грустной и отрешенной. Виржини вихрем вылетает из кухни и с дикими воплями бросается в сад. Похоже, смерть ее маленького приятеля вовсе никак на ней не отразилась. Выглядит это довольно странно, если вспомнить, как отчаянно плакала она в тот день, когда он погиб. Наверное, ей каким-то непостижимым образом удалось затолкать все мысли о происшедшем в самый дальний уголок своего сознания и запретить себе вспоминать об этом.

Интересно, который теперь час? Элен снова делает вид, будто читает журнал. Атмосфера в доме какая-то нездоровая; я напряжена до предела: нервы — точно струны у скрипки.

— Мне ни в коем случае не следовало в тот день разрешать Рено играть в саду. Ведь это неизбежно должно было случиться. Неизбежно.

Судя по всему, у нее сейчас начнется истерика; и что же мне делать в такой ситуации?

На всякий случай я приподнимаю палец.

— Heт, Элиза, я знаю, что все произошло по моей вине, я прекрасно это знаю; вам вряд ли удастся убедить меня в обратном.

Я вновь приподнимаю палец.

— Я знала, что это случится, знала; я все чувствовала и ничего не сделала, чтобы это предотвратить, ничего. Его нашла Виржини. Она позвала меня; он лежал на животе, а вокруг — столько крови! Я подхватила Виржини на руки и бросилась к дому — вызвать «скорую помощь». Я не хотела, чтобы Виржини опять его увидела, поэтому вернулась туда и прикрыла его махровым полотенцем — оно почти тут же стало совсем красным… ненавижу красное. Никогда ничего красного не ношу.