Цифровые грезы - [38]

Что он говорил? Он вдруг решил, что загадочная фраза замыкала круг творящихся в Цитадели таинственностей и вела прямиком к центру происходящего. Он стоял у ворот оракула и слышал пророчество Сивиллы. Осталось только его расшифровать, чем он тут же и занялся. В итоге Себастьяну удалось заполнить еще пару пустых клеток в его личной версии игры в виселицу по теме «Наш проект». В этот момент за дверью послышались приближающиеся шаги — пришлось прерваться.

По пути в кабинет на Себастьяна снизошло прозрение: нужно было сосредотачиваться не на самом пророчестве, а на том, каким способом оно было передано. И это привело его к фундаментальной истине, к которой он пришел бы и раньше, если бы задействовал хоть каплю банального здравомыслия: кто-то, как и он, манипулировал фотографиями Монтенегро, кто-то — записями его голоса во время произнесения речей и деклараций, а кто-то — почему бы и нет — его видеозаписями. Исабель затронула эго, тщеславие Себастьяна и заставила его поверить, будто он — центральная фигура проекта, а на самом деле он не более чем одна из пешек.

Себастьян был потрясен. Он вернулся к себе. Страшно болела голова и хотелось курить — ему было нехорошо, и он понимал, что бросит работу в Цитадели.

У дверей его поджидала женщина в очках — она занимала соседний кабинет. Фиона. Он не видел ее с тех пор, как их представили друг другу.

— Я вот думаю… — проговорила она, разглядывая носки своих туфель.

— Да?

— Я вот думаю…

— Вы думаете.

— Милая безделушка. Аметист?

— Да. Это жены.

— Играть с формами так легко — невзначай забываешь, что на самом деле играешь с чувствами. Я вот думаю, а если…

— Что «если»?

— Ладно, забудьте.

Она развернулась и вошла в свой кабинет, захлопнув за собой дверь. Себастьян какое-то время стоял, размышляя: по всей вероятности, не он один терзается сомнениями.

Рабочий день закончился. Себастьян шел и думал о том, как все же убедительна атмосфера ярко освещенного первого этажа Цитадели: служащие — как и в любом другом государственном учреждении — болтают и тратят драгоценное время; стены пестрят объявлениями руководства и всевозможными информационными стендами — все как и везде.

Но не совсем, иначе он не сидел бы в своем подземелье. И ему уже подвели бы электронку и телефон. И он не чувствовал бы, что как только покидает пределы Цитадели и начинает спускаться в Рио-Фухитиво — окруженные горной цепью, погребенные в облаках пыли здания — за ним, следуя на безопасном расстоянии, кто-то идет. Тень, скрывающаяся среди других теней, стоит только слегка повернуть голову; машина, проезжающая мимо, исчезающая вдали и вскоре снова появляющаяся рядом, или взгляды исподтишка одного из пассажиров городского автобуса. Это было смутное, но безошибочное ощущение.

В пропахшем гнилыми апельсинами автобусе с изрезанными лезвиями зелеными обивками сидений шофер наслаждался включенным на все катушку радио с техноверсией знаменитого «Полета кондора»[41]. Толстый, обритый наголо молодой человек пытался перекричать музыку, объясняясь по телефону со своей девушкой и уверяя, что приедет домой уже через несколько минут. Себастьяну стало смешно: сотовые телефоны в таком маленьком по всем параметрам — и по размерам, и по духу, но это не мешало ему иметь непомерные претензии на звание современного развивающегося быстрыми темпами мегаполиса — городишке, как Рио-Фухитиво, казались ему фарсом. Хотя смеяться не следовало. Иные глаза — не посчитают ли они претенциозной его точку зрения? Его взгляд на цифровые технологии и пренебрежение аналоговыми?

Автобус, скрипи железом и гремя музыкой, потихоньку полз вниз. Себастьян смотрел в окно на обклеенные фотографиями мэра стены домов. Совсем недавно проспект Вязов переименовали в проспект Генерала Леона Гальвеса (отец мэра, по-своему толковавший очередную диктатуру, наступившую после диктатуры Монтенегро). Граффити гласит: «Да здравствует любовь — гетеро, гомо и би; с людьми, животными и вещами». Эх, было бы все так просто. Если бы…

Добрались до забитого полицейскими машинами перекрестка, кишмя кишащего журналистами с видеокамерами и любопытсвующими прохожими (либо большая авария, либо снимают какой-то сериал — Себастьян узнает об этом из вечернего выпуска новостей). Шофер повел автобус в объезд.

Бритый здоровяк, прижимая трубку к уху, горячо спорил с девушкой. Себастьяну пришло в голову, что это он виноват в том, что они с Никки отдалились друг от друга. Это он позволил произошедшему той ночью превратиться в трясину, поглощающую их любовь. Во всем виноват он сам — из-за своей нерешительности, неуверенности и панического страха потерять ее. Она была так открыта, так откровенна. Никки, всегда готовая разделить с ним даже самые опасные фантазии, рискуя получить взамен непонимание и отчуждение; в то время как он, замыкаясь в себе, не рассказывал ей о своих желаниях, мыслях, мечтах или просто о происходящих в его жизни событиях. Она была распахнута ему навстречу с почти детской доверчивостью, а он, поглощенный тайными делами с Исабель, прятал, как самый сокровенный секрет, правду о своей работе в Цитадели.