Цифровые грезы - [21]

Включил Лестат, вытащил из архива фотографию Никки. На экране показалось ее лицо, столь послушное щелчкам кнопок мыши. Он лишил его цвета и стер брови. Снова встал, вызвал такси, подъехавшее через пять минут. Сказав адрес лысому потертому шоферу, от которого неимоверно несло чичей[28], Себастьян начал проклинать Никки и закончил оскорблениями всех женщин вообще. Этот молодняк женского пола слишком много о себе мнит, нужно поставить их на место.

— И не только молодняк, — кивнул таксист. — Моя жена только что выгнала меня из дома.

— За что?

— Говорит, я много пью.

— А это так?

— Ну, в общем, да.

Проезжая по Мосту самоубийц, Себастьян попросил шофера остановиться. Тот после некоторых колебаний притормозил. Себастьян вышел из машины и приблизился к перилам. К нему уже со всех ног мчался дежурный полицейский.

— Отстаньте от меня! — заорал Себастьян. — Я не собираюсь бросаться вниз. Дайте спокойно проблеваться. Я что, слишком много хочу?

Его старания вскоре увенчались успехом. Полицейский придерживал его рукой, помогая опростать желудок.

Себастьян заплатил таксисту за полный пробег и пешком направился к дому, медленно пересекая границу, отделяющую освещенный вечерними огнями город от сумрачной зоны теней, погружаясь в глубину кварталов с льющимся из окон голубым сиянием телеэкранов, припаркованными на улицах бразильскими «фольксвагенами», разбросанными по тротуарам детскими велосипедами, шляющимися там и тут наглыми псинами и бродячими котами.

Глава 8

Себастьян был выжат как лимон и задыхался: он прошагал вверх по склону уже три квартала и теперь бормотал себе под нос, что в спортклуб нужно явно захаживать почаще или хотя бы начать бегать по утрам. Воздух с трудом продирался в горло, словно призванный закачивать его насос был еле жив. А до прямоугольной эспланады оставалось еще два квартала. Там, наверху, располагались восемь основных зданий Цитадели. Себастьян остановился превести дух, потом перешел через мост, река под которым, измученная долгими блужданиями в горах, превратилась в грязную слезу, готовую вот-вот сорваться на город. Правое колено тоскливо ныло — десять лет назад, играя в футбол, он порвал связки. Операция и длительное лечение вернули колену подвижность, но не до конца.

Утерев ладонью взмокший от пота лоб, Себастьян подумал, что, наверное, никогда не переведутся люди, лелеющие грандиозные замыслы. Во всех этих несоразмерно выпирающих и потемневших от времени кирпичных и каменных, увитых плющом и увенчанных поверху псевдосредневековыми башенками зданиях сквозило что-то фальшивое. Они легко сошли бы за тщательно нарисованный на огромном холсте фон для декораций к съемкам какого-нибудь фильма — нечто, неспособное выдержать прикосновение кончика ножа. Но нет, камень действительно был камнем, и устремленные к небу среди кедров и высоких вязов внушительные архитектурные творения излишней вычурностью лишь подтверждали свою принадлежность реальности, словно убеждая окружающих, что при настолько неправдоподобном облике им не остается иного выхода, кроме как быть самыми что ни на есть настоящими.

Цитадель появилась на свет тридцать лет назад в качестве частного иезуитского университета под эгидой плана сколь амбициозного, столь же и комичного, имеющего целью превратить Рио-Фухитиво в Чаркас[29] конца столетия. Этой идее так и не суждено было воплотиться в жизнь, но тем не менее в семидесятые годы Цитадель превратилась в главный мозговой центр оппозиции правительству Монтенегро, из которого координировались действия боровшихся против военной диктатуры марксистских, троцкистских и маоистских группировок. За первые три года нахождения у власти Монтенегро так устал от постоянных потасовок с науськанными священниками-вольнодумцами студентами университета, что раз и навсегда закрыл и экспроприировал учебное заведение. С тех пор и сам Монтенегро, и череда сменившихся после него президентов предпочитали не вспоминать об этих высящихся на холме над Рио-Фухитиво зданиях, позволяя им тихо укутываться пылью и забвением. Однако несколько месяцев назад Цитадель официально получила статус региональной резиденции Министерства информации, и теперь в ней еще можно было встретить приводящих в порядок потолки штукатуров, протягивающих кабели электриков и придающих каменным стенам более живой и сочный оттенок — нечто среднее между коричневым и пурпурным — маляров.

Себастьян шагал по вымощенным булыжником улицам, поглядывая на раскинувшийся слева внизу город. Своими тянущимися во все стороны жадными щупальцами кварталов Рио-Фухитиво напоминал вирус, атакующий тело затаившейся среди гор долины. Висящее в воздухе облако пыли смазывало очертания зданий. Налитое свинцовой серостью небо давило неимоверной тяжестью, уже на протяжении нескольких недель угрожая так и не разражающейся бурей — все никак не материализующееся обещание грома и молнии. Себастян попытался углядеть на севере свой дом — пробежал взглядом через разделяющую город реку и нашел облюбованный наркоторговцами парк. Сейчас Никки, наверное, собирается на занятия. Она нарисовалась сегодня в семь и, как ни в чем ни бывало, улеглась рядом с ним на кровать. Он обнял ее и попросил прощения. Она молча кивнула, словно принимая извинения, но не желая углубляться в разговоры на эту тему. Единственное, что она потом сказала — что не хочет скандалов и ссор, они навевают на нее дурные воспоминания и ее предыдущий брак распался именно по этой причине. Затем замолчала. Уж лучше так. В глубине души Никки прекрасно понимала, что Себастьян ничуть не более глуп и патетичен, чем обычный по-настоящему влюбленный мужчина.