Цифровой журнал «Компьютерра» 2014 № 16 (221) - [4]

Подход довольно странный. Патенты и обладающие ими высокотехнологические фирмы скупали в США и Западной Европе сначала японцы, налаживающие мотоциклетное, транзисторное и автомобильное производство, ориентированные на глобальный экспорт… Потом этим путём шли корейцы, китайцы, индусы. И всегда эта практика воспринималась как нормальная и абсолютно законная. И в Массачусетсе, и в Кремниевой долине хватает и индийских, и китайских венчурных фирм.

А вот от сотрудничества с русскими Люсия Зиобро предостерегает. Мол, сначала их предложения могут показаться вам привлекательными, но потом вы можете лишиться своей интеллектуальной собственности. И вот в этом-то и состоит суть дела. И вот поэтому-то Национальная разведка США принимает активные меры к тому, чтобы иностранные инвесторы, даже вложившие деньги в технологические фирмы США, не могли получить доступ к технологической информации.

Причина этого очень проста, и о ней проболталась сама спецагент: « U.S.technology replicated overseas means U.S. employees may lose their jobs and U.S. investments may suffer losses». Воспроизведение американских технологий за рубежом означает лишение американцев высокооплачиваемых рабочих мест, а для американских бизнесменов — потерю их прибылей. То есть зарабатывать на высоких технологиях, которые приносят в наше время астрономические доходы, можно. Но — в США! Платя там налоги, создавая там рабочие места. И конкуренты тут не нужны. Не нужны до такой степени, что с ними борется даже ФБР, в мифологии которого Фонд «Сколково» ныне занимает экологическую нишу КейДжиБи…

К оглавлению

IT-рынок

Интернет-век наступил и в рекламе! Михаил Ваннах

Опубликовано 16 апреля 2014

Технологические эпохи – которые и определяют жизнь человечества – не совпадают с календарными датами. «Настоящий ХХ век», с его крушением традиционных обществ, с отказом от старомодной морали, наступил только в августе 1914 года. А вот настоящий двадцать первый век – во всяком случае, в США – наступил в 2013 году. Именно тогда интернет-реклама впервые обошла по объемам рекламу эфирного телевидения.

Как же с этими датами связаны технологические эпохи? Да самым прямым образом. Несмотря на то, что в девятнадцатом столетии, «веке пара и электричества» производительные силы развивались в высшей степени интенсивно, но структура обществ в значительной обществе оставалась традиционной. Доминировали монархии с их сословным делением. И объяснялось это очень просто.

Государство – аппарат насилия. И апофеоз насилия – армия. Ну а армии были самыми что ни на есть воплощенными традициями. Высшие слои служили в кавалерии – офицерские собрания гвардейских полков представляли собой элитные клубы. По-другому быть не могло – дорогостоящие лошади с родословными чуть ли не длинней, чем у владельцев, требовали немалых расходов. Да и изобилие мундиров – на каждый случай жизни, шившихся вручную у дорогих портных – требовало от офицера постоянных трат. Так что доходы с имений тратить было на что…

Ну а потом все изменилось практически в один момент. Пулеметы (в русской версии «Максима» было 282 детали, требовавших для производства 2488 операций, выполнявшихся с помощью 830 лекал, которыми производилась 1054 измерений) усердно превращали элитную кавалерию в холодное мясо. Армии оделись в грязеобразную защитную форму, желавшие выжить офицеры накинули солдатские шинели. Ну а результат боевых действий стал зависеть от способности тыла массово производить орудия и боеприпасы – для того, чтобы убить закопавшегося в землю бойца требовалось четыре сотни снарядов…

А производить в таких количествах стало возможным лишь высокостандартизованные изделия и только в условиях массового производства. Оно то и предопределило ход истории ХХ века. Осмысленный в 1930 году, когда Хосе Ортега-и-Гассет издал свое «Rebelión de las masas», «Восстание масс». Там он блистательно описал последствия превращения народов в толпы, и грядущий феномен «массовой культуры», правящий ныне бал по всей планете…

Ну, правда, причины этого Ортега-и-Гассет, как и подобает философу, сыну литератора, искал в проявлениях демократической активности масс. И пытался противопоставить толпе выдумываемую им новую аристократию. Но дело было в структуре массового производства индустриальной эпохи. Оно могло с высоким качеством и приемлемыми издержками выпускать небольшое число однородных товаров. Для которых была нужна масса потребителей. С деньгами – чем, вовсе а не социалистическими игрищами обуславливался подъем зарплат трудящихся. И с однородными вкусами…

И вот эти-то вкусы и формировались технологиями, пришедшими на службу коммерческой мифологии. Принято считать, что пропаганду особенно любили тоталитарные режимы. Да нет, и «Радио Коминтерна», и геббельсовская машина пропаганды были лишь жалкими пародиями на рекламную мощь рыночной экономики, которой служили и домашние радиолы, и автомобильные приемники (известное и в современном мире ИТ имя Motorola родом из тридцатых, от автомобильного радио…). Ну и – ставшие после Второй мировой массовыми телевизоры.

Именно они – первично на электронно-лучевых трубках, сначала монохромных, потом цветных; позже на плазменных и жидкокристаллических панелях – держали пальму первенства на самом жирном в мире рекламном рынке, рынке США. Воспитывая широкие народные массы в духе любви к ценностям свободного мира – газировке, завернутой в булку котлете и автомобилю именно той модели, которую измыслили для этого сезона дизайнеры. Все это сначала обслуживало, а потом и порождало массовый спрос, делая ТВ-рекламу очень большим бизнесом.