Цифровой журнал «Компьютерра» 2013 № 44 (197) - [4]

Дмитрий Шабанов

Опубликовано 03 ноября 2013

Мне не раз приходилось писать об ограниченности рационального контроля нашего поведения. На наше целеполагание влияет множество врождённых механизмов, которые формировались на совершенно ином историческом и эволюционном этапе и уже в силу этого являются анахроничными. Наш рассудок — средство для решения целей, постановку которых в типичном случае он регулирует лишь в малой степени. Тем не менее самому человеку его целеполагание не кажется иррациональным. Благодаря защитному механизму рационализации наш рассудок с большими или меньшими натяжками может объяснить всё что угодно. А в действительности на постановку целей, которые мы решаем, влияют очень странные психические механизмы; некоторые из них могли бы шокировать наш разум.

Вы знаете о феномене «зловещей долины», описанном японским исследователем Масахиро Мори в 1970-х годах? В своей узкой трактовке этот феномен касается восприятия человекоподобных роботов. К людям мы испытываем симпатию и интерес, к непохожим на людей роботам — любопытство, а вот роботы, очень похожие на людей, как ни странно, вызывают отвращение и страх. Я думаю, что трактовку этого феномена можно расширить.

Отвращение и страх вызывает похожий на меня и таких, как я, но иной; вроде бы «свой», но «неправильный свой», носитель какого-то необычного маркера.

И российское, и украинское общество сейчас расколото на части. Мы болезненно воспринимаем маркеры «неправильных своих», чувствуем иррациональное раздражение, вызываемое этими маркерами, и ищем способы его рационализировать. Вероятно, значительная часть потрясающих наши общества дискуссий коренится в примитивных врождённых программах, обеспечивающих нашу изоляцию от чужаков.

Одна из самых старых и самых поучительных историй о маркерах, отличающих своих от чужих, содержится в Книге Судей. Поучительнее всего реконструирует эту сцену Фейхтвангер в книге, которую я искренне считаю великой. Я говорю о романе «Иеффай и его дочь» (в переводе Евгения Захарина, который я цитирую дальше, — «Ифтах и его дочь»; переводчик использует еврейские имена, а не продолжает традицию русских переводов Библии). Если не читали — прочтите, эта книга доступна в сети. Благодаря этому роману я понял кое-что важное относительно идеи Бога. У Фейхтвангера акцент сделан на том, что речевой маркер понадобился не для борьбы с врагами, а для предательского уничтожения союзников. Галаадитяне, одно из колен Израилевых, воевали с аммонитянами — и в решающий момент получили необходимую помощь от другого колена, эфраимитов (ефремлян в более привычной трактовке). Галаадитяне и эфраимиты, по сути, — один народ; чуть позже, когда Ифтах станет судьёй Израильским, он объединит их, хоть и ненадолго, под своим руководством. Но в описываемый момент галаадитяне, предводительствуемые Ифтахом и его любимцем Эмином, не поделили с эфраимитами честь победы над врагами, что и привело к братоубийственной резне.

«…вместо слова “река” караульный употребил слово “шибболет”, что означало “небольшой, мелкий водоём”, что было оскорбительным для Иордана. — Вода сошла, и здесь, у переправы, Иордан превратился в шибболет... Расчёт был прост. Караульные добивались, чтобы люди Эфраима назвали Иордан шибболетом, произнеся вместо “ш” звук “с”. И добились, наконец. — Да, мы хотим пересечь “сибболет”, — подтвердили эфраимиты. Бойцы Эмина обрадовались. — Ну, попробуйте ещё раз, скажите слово правильно: “шиб-бо-лет”! — издевались они. Безоружные воины Эфраима предприняли вторую попытку. Но их снова постигла неудача. — Вы — воины Эфраима. Вы пытались обмануть нас! — заключил караульный. Он подал знак, эфраимитам раскроили черепа и бросили их тела в Иордан.

Эмин, рассказывая Ифтаху, что происходило у брода, смеялся. Вместе с ним смеялся и Ифтах» (Лион Фейхтвангер).

Почему важно, были ли люди на переправе скрытыми врагами или преданными союзниками? Борьба с врагом в логике войны оказывается оправданной, но обычно (кроме специфических случаев опознания шпионов и диверсантов) не требует «зацепок» вроде характерных особенностей произношения или внешности. «Шибболет» и иные маркеры нужны, чтобы опознать «неправильных своих», а не очевидных «чужих».

Вам понятно, что «неправильных своих» ненавидят сильнее, чем чужих? Не буду ссылаться на прописные истины экологии, свидетельствующей, что острота конкуренции возрастает по мере сближения экологических ниш. Приведу лучше ещё один литературный пример, из «Все течёт» Гроссмана. Кстати, этот фрагмент помог мне когда-то приблизиться к пониманию личности В. И. Ульянова (Ленина).

«Одна из воспоминательниц описывает, как в Швейцарии отправилась в горы на воскресную прогулку с Владимиром Ильичом. Задыхаясь от крутого подъёма, поднялись они на вершину, уселись на камне. Казалось, взгляд Владимира Ильича впитывал каждую чёрточку горной альпийской красоты. Молодая женщина с волнением представляла себе, как поэзия наполняет душу Владимира Ильича. Вдруг он вздохнул и произнёс: “Ох, и гадят нам меньшевики”» (Василий Гроссман).

Действительную ненависть Ленина вызывает не кровавый царизм, его стратегический противник, а социал-демократы, отличающиеся своей оценкой тактических вопросов. И наверняка между большевиками и меньшевиками были важные для них самих маркерные различия — свои «шибболеты».