Цифровой журнал «Компьютерра» 2013 № 34 (187) - [2]
Во всем этом многообразии, помимо, разумеется, глубинной культурологической схизмы между нашими цивилизациями, которую обнажили виртуальные помощники, меня интересуют два момента — индийский фактор и шансы для Отечества.
С другой стороны, качество услуг сегодня оставляет сильно желать лучшего: в американской прессе стало уже модным писать эссе о том, как кто-то воспользовался услугами виртуального помощника и словил в полном объёме прелести индийского раздолбайства (самую сочную филиппику найдете у колумниста Slate Фархада Манджу). Случаются, правда, и приятные неожиданности, как то описала Алина Дизик в The Wall Street Journal три года назад.
Здесь как раз и появляется шанс у российских онлайн-предпринимателей. Боюсь только, что незнание английского как фирменный знак соотечественника en masse может перевесить все достоинства, вытекающие из умения организовывать ведение дел на европейском (американском) уровне. Поэтому, скорее всего, поживиться от развития бизнеса виртуальной онлайн-помощи смогут страны Восточной Европы — Румынии, Чехии, Польши, Венгрии, Болгарии, где и с английским полный порядок, и с уровнем организованности тоже тип-топ. Да и компенсационные запросы не такие нахрапистые, как в Отечестве.
Так что: и тут пролетаем?
Шесть традиционных экологических ниш и шесть социальных миров традиционных культур человека
Дмитрий Шабанов
Опубликовано 21 августа 2013
Всё, что я хотел рассказать о различиях традиционных обществ, в эту колонку никак не помещается. Я сделаю так. Поясню причины палеолитического кризиса, который привел к появлению в неолите новых образов жизни человека. Потом кратко перечислю типы традиционных культур, которые возникли в ходе неолитической революции, и поясню, почему считаю их разными социальными мирами. Многое обсудить в этой колонке я попросту не успею. И сравнение развернутой здесь картины со взглядами Льва Николаевича Гумилёва, и обсуждение того, как описанные мной закономерности отразились на ходе истории, мне придется отложить до более подходящего случая.
Предыдущую колонку я закончил утверждением, что инвазия людей, которые вели исходный для нашего вида образ жизни охотников-собирателей, приводила к экологическим кризисам. Конечно, это утверждение вызывает много вопросов. Почему другие виды хищников сосуществуют со своими видами жертв на протяжении эволюционно длительного времени, а человеку, чтобы подорвать базис своего существования, хватало веков или тысячелетий?
Та культура, о которой мы говорим, называется палеолитической («древнекаменной»). Для охоты на крупных животных хватало архаичных каменных орудий. Тот уровень приспособленности, которого достиг палеолитический человек, был достаточен для того, чтобы сделать его сверхуспешным хищником.
Тут обосновывается, почему человек мог уничтожить мамонтов. Хищник не истребит свою жертву, если за снижением численности жертвы будет уменьшаться и количество хищников. В случае человека действие этого механизма не было надёжным: разнообразие «пищедобывательных» стратегий нашего вида оказалось столь велико, что в течение какого-то времени охотники на мамонтов могли выжить и без мамонтов. Скорость размножения хищников обычно меньше, чем у их жертв, — но человек размножался быстрее мамонтов. Хищники обычно не охотятся на редких жертв, но и этот механизм не мог защитить желанную и ценную для древних людей добычу.
«На Пржедмостской стоянке палеолитического человека (Чехословакия) были найдены остатки тысячи мамонтов. Известны массовые находки костей мамонтов (более 2 тыс. особей) на стоянке Волчья Грива под Новосибирском, имеющие возраст 12 тыс. лет. <…> На стоянке Солютре (середина верхнего палеолита) во Франции были найдены остатки около десятка тысяч диких лошадей — тарпанов. На Амвросиевской стоянке на Украине были найдены остатки тысяч зубров» (Н. Н. Воронцов).
В некоторых местах интродукция людей сопровождалась прямо-таки экоцидом. Так, австралийские аборигены выжигали местность, коренным образом меняя характер тех экосистем, в которые расселились. В других случаях изменение экосистем имело более сложные причины. Исчезновение особого биома (регионального типа экосистем) — мамонтовой степи — в Евразии было, весьма вероятно, связано с уничтожением крупных растительноядных животных, которые поддерживали соответствующие растительные сообщества.
С приходом человека исчезали или резко сокращали численность мамонты, носороги, тарпаны (древние лошади), туры (древние быки), пещерные медведи (огромные, преимущественно растительноядные родственники бурых медведей), гигантские олени и другие животные. Специализированные хищники, питавшиеся этой мегафауной (как пещерные львы) отправлялись в небытие, не выдержав конкуренции с человеком. В ряде случаев необратимо менялся характер растительности. Прежний образ жизни, который вели люди, вызвавшие эти изменения, оказывался невозможным.
На самом деле я упростил. Не все человечество состояло из охотников-собирателей. Довольно рано среди них выделились прибрежные собиратели и рыбаки. Вначале они питались дарами вод, которые можно было собирать по берегам, а затем шаг за шагом совершенствовали технологии рыбной ловли. Видимо, представителям таких групп людей практически никогда не удавалось подорвать ресурсы в своей среде обитания, и поэтому им не приходилось претерпевать такие кризисы перенаселения, как типичным, «наземным» охотникам. Однако те из рыбаков, кто переходил к охоте на крупную и малочисленную добычу, также могли истребить её без остатка. Так, в частности, вышло с морскими коровами — крупнейшими представителями семейства сирен. Их выбили почти всюду; морские коровы сохранились лишь на Командорских островах, где их добили (всего-то за 27 лет!) уже мореплаватели XVIII века.
