Цифровой журнал «Компьютерра» 2012 № 29 (129) - [8]

Дальше Дуэ говорил о том, что появление авиации сводит на нет те преимущества, которые ранее развитие огнестрельного оружия давало обороняющимся. (Итальянец воочию наблюдал это в Великую войну, но эффект это вовсю проявился в Гражданской войне США, и раньше, в боях Веллингтона с маршалами Наполеона на Пиренеях – чем дальнобойнее и скорострельнее мушкет, винтовка или пулемет, тем меньше наступающих дойдет до противника.) В случае авиации все наоборот – наступающий побеждает, уничтожая врага на аэродромах, а потом громя колонны, дороги, базы.

Мир увидел это в 1939-м, в ходе Блицкрига, ну а потом – в ходе «Бури в пустыне». Кибервойна же в принципе может дать еще более фантастические преимущества нападающему – представим себе результат воздействия вредоносного кода на развитую постиндустриальную инфраструктуру, почище Ковентри может быть…

Еще ниже Дуэ обосновывал необходимость наступательного способа действий в воздушной войне. Он исходил из малой эффективности зенитной артиллерии Первой мировой, пассивно ждущей налета, и приводил пример с крестьянами, не ждущими нападения бешеной собаки у ворот с палкой, а устраивающих на нее облаву. (Впрочем, нацисты, несмотря на всю любовь к книге Дуэ, не сумели в 1940-м году в ходе «Битвы за Британию» нанести серьезный ущерб английским авиазаводам; да и усилия RAF и 8-й воздушной армии янки смертельного удара заводам Хейнкеля и Мессершмитта не нанесли – лучшим средством ПВО оказались русские танки на аэродромах…)

Но сегодня кибербезопасность похожа именно на этих крестьян – вон, Компьюлента рассказывает, что прошлогодний ущерб от киберкраж мог достигнуть 2,5 миллиардов долларов (в обнародовании точных цифр банкиры, по понятным причинам, не заинтересованы). А киберкража – это только то, что кто-то сумел отнять у другого в ходе своего преступного бизнеса. Ну а война – бизнес на разрушении и убийстве (приставка кибер- ничего в этом не меняет), ущерб тут может быть несопоставимо выше.

Генерал Дуэ знал лишь одно эффективное средство защиты от воздушного нападения, подобное борьбе с хищными птицами – уничтожение их гнездовий и яиц, то бишь, «уничтожения их баз, их запасов и центров их производства». Ну, в сегодняшней Европе с ее повсеместным помешательством на «экологии» (к которой наука Геккеля не имеет никакого отношения), об истреблении хищных птиц вряд ли рискнет говорить хоть один автор (а лет тридцать назад одним из самых веселых, – куда занятней заготовки сена и укладки в кормушки кристаллов соли, – способов зарабатывания «трудодней» в охотхозяйствах, без которых не выдавали путевок на промысел дичи, был отстрел ворон, плавно переходящий в стрельбу по опорожняемым бутылкам…).

Но вот с тем, что все меры кибербезопасности сегодня Дуэ расценил бы как оборонительные, и, следовательно, малоэффективные, спорить трудно. Многочисленные комментарии на предупреждения Касперского характерны тем, что остроту проблемы признают все; а вот делать с ней что-то решительное и серьезное – не готов практически никто. Ну что же – поживем и посмотрим, как будет осознаваться ситуация; какие пути ее разрешения будут предлагаться национальными политиками и международным сообществом (то, что она давно переросла рамки технологии, как и авиация девяносто лет назад, вряд ли стоит спорить…).

Хотя впадать в излишний пессимизм от аналогий со старой книжкой вряд ли стоит. Вон, был такой ленинский наркомвоенмор, победитель местной Гражданской товарищ Троцкий. Тоже очень серьезно к авиации относился. В 1925-м утверждал, что «Если мы хотим жить, дышать, мы должны иметь сильную авиацию». А наличие у Гитлера и Сталина гигантских воздушных армад ну никак на его судьбу не повлиял – хватило одного Меркадера и одного ледоруба…

К оглавлению

Василий Щепетнёв: Переезд Василий Щепетнев

Опубликовано 10 июля 2012 года

Три века назад, в одна тысяча семьсот двенадцатом году, столицей России стал Санкт-Петербург. Случилось это явочным порядком: государь Петр Алексеевич, а с ним и весь двор предпочли новый город старой Москве. Посольства Великобритании, Франции, Голландии и других государств этому только обрадовались: одно дело — добираться в Россию по суше, и совсем другое – морем. Так и радовались два века с лишним. (Впрочем, во время правления Петра Второго Москва было вернула свои позиции, но царствовал Петр Алексеевич недолго, скончавшись в четырнадцатилетнем возрасте от оспы.) Сам факт переноса столицы из Москвы в Санкт-Петербург трактовали как явление прогрессивное. Смена курса, в некотором роде.

Россия поворачивается к Европе носом, а к Азии кормой. Отныне-де Россия будет смотреть в окно и видеть Европу, учиться, изживать азиатчину, а там мало-помалу, глядишь, когда-нибудь и сама станет вполне европейской державой. И действительно: армия получила прусские мундиры, в стране стали возникать университеты, а императорская семья постепенно вошла в отношения с монархами Европы.

Но в феврале одна тысяча девятьсот восемнадцатого года большевистское правительство приняло решение перенести столицу из Санкт-Петербурга, вернее, уже Петрограда, куда-нибудь в иное место. Действительно, германские войска были в двух-трёх переходах от Петрограда. Нельзя было исключить и морской десант, не сейчас, так в будущем. А главное, свержение власти могло войти в Петрограде в привычку. К тому же срочно, жизненно требовалось вместо полностью деморализованной прежней армии создавать армию новую, революционную. Но войска, которыми был полон Петербург, любую попытку отправить их на фронт могли принять в штыки буквально и, представься шанс дотянуться штыком до правительства, дотянуться попытались бы непременно.