Цифровой журнал «Компьютерра» 2011 № 31 (79) - [24]

Есть в этом что-то принципиально новое? Учтите, что любое животное, которое дышит кислородом воздуха, получает его из атмосферы, где накапливаются и перемешиваются продукты фотосинтеза растений всей планеты. Человек находится в том же положении? В отношении атмосферы – да, а в других отношениях – наше положение особенное. Численность любой популяции любого вида, кроме нашего, ограничена ресурсами того местообитания, которое она населяет (для мигрирующих видов – совокупности местообитаний, в пределах которых они мигрируют).

У человека иначе. У него возможны поселения наподобие антарктических станций – существующих за счет привозных ресурсов, существенная часть которых произведена в другом полушарии. Более того, жители обычного города населяют местообитание, которое не обеспечивает их большинством ресурсов. Пища в город поступает из агроценозов, вода – из более-менее обширного водосборного бассейна, энергия и материалы – чуть не со всей планеты.

Наш вид – единственный глобальный вид. При всей своей разобщенности, несмотря на жирующий «золотой миллиард» и голодающий «деревянный», глобальное человечество эксплуатирует ресурсы планеты в целом. У всех иных видов каждая популяция эксплуатирует ресурсы своего местообитания.

Как это отражается на регуляции численности? У всех иных видов емкость среды (экологический термин, означающий численность популяции, соответствующую наличным ресурсам) определяется независимо для каждого местообитания. Численность одной популяции может падать, а другой – расти. Наша емкость среды определяется емкостью биосферы. Мало того, что благодаря энергии ископаемого топлива мы избавились от ограничений, связанных с текущей интенсивностью фотосинтеза. Благодаря способности к обмену ресурсами мы вышли за пределы пространственной ограниченности наших местообитаний, опутав всю планету магистралями для перемещения почти всего, что нужно для нашего существования.

Исчерпание ресурса в одном местообитании не угрожает существованию подавляющего большинства видов, ведь большинство из них населяет несколько или много местообитаний. Виды, представленные одной локальной популяцией, считают критически угрожаемыми. Наш вид представлен одной глобальной популяцией. Хорошо это или плохо? Это данность…

Как приятно выпить боливийского кофе, сваренного в турецкой джезве и перелитого в старую чашечку из богемского фарфора! Сахарок пускай тростниковый, кубинский, зато лимончик кавказский; газ российский, вода украинская. На экране южнокорейского нетбука (большая часть деталей – китайские) свежие новости со всего света и письмо от старой подруги, наполовину грузинки из Казахстана, с которой я когда-то познакомился в Ашхабаде и которая сейчас живет в Австралии… Впрочем, не будем забегать вперед: и информационный обмен, и демографическая мобильность требуют особого обсуждения. На сегодня все…

К оглавлению

Василий Щепетнёв: Попаданец в чистилище Василий Щепетнев

Опубликовано 28 июля 2011 года

Сегодня непреложной истиной считается, что душа требует реабилитации не менее, чем тело. Жертвам всякого рода насилия – военного, террористического, криминального, бытового – предписывают пройти курс восстановления душевного равновесия. Или, если ущерб слишком велик, советуют из осколков прежней личности склеить что-нибудь новое, пригодное для жизни. Для большинства эти рекомендации так рекомендациями и остаются: слишком много насилия, слишком мало целителей. А каково было в России двадцатых годов, когда счёт изломанных душ шел на большие миллионы?

Ильф, как и многие другие, решил отряхнуть прах былого и считать, что родился заново. Если умер старый мир, почему бы вместе с ним не умереть Иехиелу-Лейбу Файнзильбергу? «Я знал страх смерти, но молчал, боялся молча и не просил помощи. Я помню себя лежащим в пшенице. Солнце палило в затылок, голову нельзя было повернуть, чтобы не увидеть того, чего так боишься. Мне было очень страшно, я узнал страх смерти, и мне стало страшно жить».

А ведь и в самом деле – страшно. Биографии писателей двадцатого века разительно отличаются от биографий предшественников. Евгений Петров так вспоминает те годы: «Я пережил войну, гражданскую войну, множество переворотов, голод. Я переступал через трупы умерших от голода людей и производил дознания по поводу семнадцати убийств».

Новый человек Ильф решил стать литератором. Вещественное легко сломать, сокрушить, уничтожить, но вдруг слова окажутся более живучими? Или же, напротив, настолько невесомыми, бесплотными, эфемерными, что никто не станет их ломать, сами испарятся?

В «Гудке» он работал сотрудником «четвёртой полосы», как назывался раздел, где помещали письма пролетарских читателей, рабочих корреспондентов. Выбирал пригодный для публикации материал и доводил до кондиции, зачастую переписывая наново. Материалам с мест придавалось большое значение: в «четвёртой полосе» постоянно трудились шестеро. Ильфу за день приходилось обрабатывать несколько десятков писем малограмотных, но уверенных в правоте рабкоров, и так месяцами и годами. Если и не ад для умершего Иехиела-Лейба Файнзильберга, то чистилище наверное.