Цицианов - [218]

.

Целый ряд публикаций должен был закрепить в сознании читателей газеты образ незаурядного государственного деятеля. 23 февраля было напечатано последнее письмо Цицианова бакинскому хану; 16 марта — воззвание Цицианова, обращенное к джарцам и белоканцам от 3 октября 1803 года; 23 марта — очерк о гибели генерала Гулякова; 27 апреля — «Письмо с дороги находящегося в свите наместника», в котором говорилось о том, как М.С. Воронцов приказал установить памятную доску на доме, где после взятия Гянджи (Елисаветполя) останавливался Цицианов. Книга А. Висковатова «Князь Павел Дмитриевич Цицианов», напечатанная в Тифлисе в 1845 году, — также проявление деятельности М.С. Воронцова по популяризации имен главных деятелей на Кавказе. Это прослеживается и в топонимике края, и в установлении памятных досок и монументов. Основой книги А. Висковатова, вероятно, служили официальные документы — формуляры, рапорты и пр., поскольку все, что не фиксировалось в послужном списке, нашло в этой работе крайне скудное отражение[871].

И все же отечественная историография не слишком баловала Цицианова своим вниманием. Хотя все историки давали самую высокую оценку личности и деятельности главнокомандующего, от создания основательного труда, ему посвященного, они почему-то отказывались. П.И. Ковалевский в своем двухтомном сочинении, увидевшем свет в 1915 году, с восхищением писал о П.Д. Цицианове: «Нужно было иметь командующим войсками и управителем края человека умного, честного, преданного России, образцового воина и любящего страну человека. Таким человеком оказался генерал Цицианов. По рождению грузин, по воспитанию и образованию истинный русский патриот, он участвовал уже в Кавказских походах и здесь и в других местах показал себя достойным назначения на данное место. Для него Грузия была часть России, и в России он любил Грузию, а в Грузии — Россию»[872]. Периоду его управления краем в книге Ковалевского уделено несколько десятков страниц. Гибель Цицианова оценена Ковалевским как большая потеря, имевшая тяжелые последствия для Закавказья: «Смерть славного воина и великого администратора послужила поводом к тому, что все восточные хищники подняли голову, заключили взаимный союз и решили накинуться на Грузию»[873].

Высокую оценку Цицианову дали и авторы многотомной монографии «Утверждение русского владычества на Кавказе»: «Преданный до обожания юному государю, необычайно умный, энергичный и честный, с блестящим воинским талантом и при том грузин по происхождению, он был здесь как нельзя более на месте и мог вынести на своих плечах всю тяжесть падавшей на него ответственности. К сожалению, он правил только три с половиной года и, занятый беспрерывно делами военными и заграничными, не мог сделать много в гражданском управлении Грузией… Некоторая грубость и раздражительность, делавшие его не всегда справедливым, были его недостатками. Они заставили бежать от него нескольких самых способных чиновников, как, например, Буткова и Лофицкого, но при всем том император Александр был совершенно прав, когда при каждом назначении нового главнокомандующего он вспоминал Цицианова, признавая его незаменимым»[874].

По мнению Н.Ф. Дубровина — пожалуй, самого маститого дореволюционного исследователя истории Кавказа, «…в своих административных распоряжениях князь Павел Дмитриевич становился в положение азиатских владетелей. Каждый из ханов, принявших подданство России, был в глазах главнокомандующего лицом, ему подвластным. Относительно тех ханов, которые еще сохраняли независимость, князь Цицианов относился как сильный к слабому. Он поступал в этом случае точно так же, как поступали между собой ханы и даже мелкие владельцы… Зная нравы и обычаи окружающих народов, князь Цицианов сообразно тому и держал себя относительно горских владельцев»[875]. Дубровин акцентировал внимание на манере управления князя, не отмечая того обстоятельства, что не только знание местной политической культуры заставляло его разыгрывать роль восточного владыки. В распоряжении Цицианова имелись крайне скудные административные ресурсы — несколько десятков чиновников, приехавших из России. При этом качество этих самых административных ресурсов оставляло желать лучшего (и в плане образования, и в плане морального уровня). Таким образом, тогдашнему представителю коронной власти просто не оставалось ничего иного, как использовать управленческий аппарат, доставшийся ему от царя Георгия XII. Кроме того, русские оказались первыми, кто принес «европейские понятия» в политическую жизнь региона, где ранее нрав повелителя полностью определял его отношения с соседями и собственными подданными.

В отличие от исторических сочинений, в составе и организации экспозиции Кавказского военно-исторического музея образ этого незаурядного государственного деятеля выглядел не слишком ярко. Прежде всего, посетителям не был представлен портрет главнокомандующего. На стенде, ему посвященном, имелась следующая информация, в которой нашли отражение различные факты его жизни, а также обстоятельства гибели и посмертная судьба останков: