Цицерон - [210]

Цицерон с грустью говорил, что заговорщики проявили отвагу мужчин, но здравый смысл малых ребят (Att., XV, 14, 2). «Будь я в их числе, я уничтожил бы не только царя, но и царскую власть. И, как говорится, если бы перо было в моих руках, я бы довел до конца не только первый акт, но и всю трагедию» (Phil, II, 34). Он и сейчас твердил, что не все потеряно — надо воззвать к италийской молодежи, которая ненавидит тиранию. Но Брут так ничего и не сделал. Наконец стало ясно, что ему нельзя оставаться в Италии. Он решил отправиться в Грецию. Заявлено было, что спаситель отечества жертвует собой для народа и уезжает, дабы избежать гражданской войны. В эти дни Цицерону особенно отвратительным казалось непрерывное вмешательство Сервилии в планы тираноубийц. Между тем эта дама жила в домах политических изгнанников, которые диктатор подарил ей. Со своей обычной пронырливостью она уже успела приобрести дружбу следующего тирана Антония и выхлопотала у нового приятеля почетное и доходное назначение для Брута. Цицерону досадно было, что Брут ничего не замечает, во всем советуется с мамашей и готов принять милости из рук Антония.

Брут твердил, что действовать решительно ему мешают любовь к законности и гуманность. Он боится гражданской войны и не может осудить на смерть невинного гражданина Антония. Увы! Цицерон ясно видел, что любовь к законности обернется новой диктатурой, а гуманность — морем крови невинных людей. Уже было ясно, что в Риме появился новый тиран — Марк Антоний. Итак, иды марта дали только одно — Цезарь был заменен Антонием. Такая мена казалась Цицерону ужасной. «Разве тебя хоть в каком-то отношении можно с ним сравнить? — говорил он впоследствии, обращаясь к Антонию. — У него был талант, ум, память, образование, настойчивость, он умел обдумывать свои планы. На войне он совершал дела, хоть и гибельные для государства, но великие… Сторонников он привязал наградами, врагов — надев личину милосердия» (Phil., II, 116). А Антоний!..

Перед отъездом Брут прислал прощальное письмо Антонию, теперь всесильному тирану. Написано оно было от имени Брута и Кассия. «Мы прочли твое письмо… оскорбительное, угрожающее, словом, такое, которое менее всего подобало бы получать от тебя нам. Мы не причинили тебе ни единой обиды… Нам неприлично, нам не подобает страшиться опасности. А Антонию не пристало приказывать тем, кому он обязан своей свободой. Если бы мы хотели междоусобной войны, твое письмо не могло бы нас остановить. Ведь угрозы бессильны над свободными людьми… Вот наши намерения — мы хотим, чтобы ты жил в свободном государстве, был велик и славен. Мы призываем тебя отложить вражду, но собственную свободу ценим больше, чем твою дружбу… Мы молим богов, чтобы твои действия обернулись благом и для Республики, и для тебя самого. Если же это невозможно, пусть повредят они тебе как можно меньше, а Республика будет здорова и славна» (Fam., XI, 3). Буассье называет это письмо восхитительным. На мой взгляд, восхищаться тут нечем. Это пишет человек, который вверг Рим в пучину гражданских войн, бросил его в жертву свирепому Антонию и перед этим-то Антонием кокетничает своими красивыми чувствами.

Уезжая, Брут клялся, что нет силы, которая заставила бы его обнажить меч и начать гражданскую войну. Но он не сдержал слова. Дело в том, что события развивались со стремительной быстротой. Власть Антония породила такое бурное возмущение, что люди брались за оружие. Тот самый Фавоний, который отказывался участвовать в заговоре, примкнул к Бруту. Наместники снабжали его деньгами, люди становились под его знамена, и вот уже на Востоке образовалась армия. И Брут согласился ее возглавить. А между тем Италия была беззащитна и одинока. Антоний и Лепид собирали войска и грозили столице. Помощи ждать было неоткуда. Брут не двигался на запад. И вот тогда-то Цицерон, который один остался и решил биться до конца, ухватился за последнее средство. После гибели Цезаря в Рим прибыл его внучатый племянник, Гай Октавий. Он говорил, что его бездетный дядя оставил ему большое наследство и усыновил его в завещании. Но все деньги и бумаги Цезаря захватил Антоний. Он пришел в ярость, когда дерзкий юнец потребовал от него наследства. С бранью он прогнал его с глаз. А между тем мальчик оказался очень умен. Он привлек симпатии ветеранов Цезаря. Многие стали бросать Антония и переходить к нему, приемному сыну их вождя. Теперь Октавий стал силой.

Октавий давно и настойчиво искал встречи с Цицероном и писал ему письма. Поначалу старый оратор не верил ему и избегал его. Но когда положение стало отчаянным, он решил привлечь Октавия и произвести тем самым раскол в рядах цезарианцев. Вслед за этим он заручился дружбой двух старых воинов-цезарианцев Гирция и Пансы. Эти полководцы во главе легионов должны были спасти Республику. Когда Брут узнал об этом, возмущению его не было границ. Он обрушил на голову Цицерона множество упреков, говорил, что тот унижается перед мальчишкой, что, видно, не хочет отмены царской власти и просто ищет доброго хозяина. На это Цицерон отвечал очень спокойным и сдержанным письмом.