Чюрлёнис - [6]

Шрифт
Интервал


Дева. Из цикла „Знаки зодиака“


Мне почему-то пришла на ум эта мысль, когда мы вдвоем молча рассматривали найденную на вершине дюны горящую каплю янтаря. А ветер монотонно насвистывал чюрлёнисовский напев морских волн, и под стеклянным куполом неба стояло такое бесконечное спокойствие…). Я ничего не хочу требовать. И ничего не хочу утверждать. Но если правда, что благодаря пылающему горячечному мозгу гениев народы и времена прозревают свое будущее и тогда рвутся к нему, то М. К. Чюрлёнис был для своего народа именно таким художником, был предтечей, возвещенным из грядущей космической эры. Разве здесь, у подножия стометровых золотых дюн, не могут вырасти конструкции из металла, стекла и янтаря, похожие на башни и другие удивительные архитектурные сооружения его картин? Солнечные лучи насквозь пронизывали бы их стеклянные стены. И с обеих сторон заливали бы их своими зеленовато-голубыми тонами море и залив. И полнились бы они шумом ветра и моря, криками чаек, потонувшими и гордо всплывающими кораблями, медузами и фантастическими травами. И в них сияло бы множество маленьких солнц и звезд. И это была бы человеческая жизнь, открытая всей Вселенной. И это стало бы тем плодотворным развитием содержательного искусства в живописи больших пространств, монументальных фресок, о котором говорил Роллан. И это был бы привидевшийся Чюрлёнису город Мечты.


Сказка королей

СТРЕЛЕЦ

«…гляди, среди снежных горных корон, среди гор, стреляющих вверх и почти достигающих неба, стоит человек…»

М. К. Чюрлёнис
Среди гор,
как известно, нацеленных вверх
от века,
среди гор,
легко подпирающих синеву,
надо всем, что исстари
тянет вниз человека,
он из лука прицелился,
натянув тетиву.
(О, добро, ты вынуждено
к стреле обратиться,
хотя стрелы и прочее
у тебя не в чести!)
Над головой человека,
крылья раскинув,
кружится черная птица.
Не тяни же, стрелок!
Тетиву натяни
и пусти!
Птица кружится,
словно ворон Эдгара По,
черный ворон,
или тот самолет,
где суперпилот
Клод Изерли…

Стрелец. Из цикла „Знаки зодиака“

Стоит человек.
Кружится ворон –
вот он.
Стоит человек,
натянув тетиву,
на вершине Земли.
(…Рушится Троя.
Стоит человек.
Стоит, словно вечен.
Прах Вавилона.
Содом и Гоморра.
Стоит человек, что ни век.
Рим умирает.
Стоит человек.
Стоит, изувечен.
И всё-таки вечен.
Рушится все.
Стоит человек.
Стрелы свистят.
Стоит человек.
Острые копья.
Падает меч.
Стоит человек.
Пуля звенит.
Падает бомба.
Сыплются черные комья
мерзлой земли.
Ракета уходит в зенит…)
Но стоит человек
среди горных вершин,
сверкающих снегом.
Стоит человек.
Он увенчан и вечен.
Из века в век.
Лук и стрела.
Черная птица
над человеком.
И стоит человек.
Стоит человек.
Стоит. Человек.

Жемайтийское кладбище

АНТИМИР

Попытка подвести итог

«…У меня здоровые крылья. Я полечу в далекие миры, в край вечной красоты, солнца и фантазии, в заколдованную страну…»

М. К. Чюрлёнис

1
Мы – аргонавты.
Немало испытано зла –
как нам не жаждать добра!
Мы – аргонавты.
Немало испытано лжи –
как нам не жаждать правды!
Мы – аргонавты.
Немало мы видели страшного –
как не искать красоты!
И если искусство – не ложь,
а правда,
и если учит не злу,
а добру,
и утверждает собой
не древний звериный инстинкт,
а благородную красоту –
значит, оно для человека…
Мы – аргонавты.
Нас ведет мечта.
Мы хотим
возвратить
потерянное…
Помоги, Чюрлёнис!

Жертвенник


2

Мечта?

Если мы хотим понять Чюрлёниса, то не должны анатомически препарировать его. Окинем взглядом панораму его грандиозных построений. Чюрлёнис – философ. Прежде всего философ, изложивший свои оригинальные взгляды на Вселенную с помощью звуков, контуров, линий, красок, поэтических образов. Трудно определить, где тут кончается музыка и начинается живопись, где кончается живопись и начинается поэзия. Так что же это такое? Музыка?

Пластика? Поэзия? Я не берусь ответить на этот вопрос. Постижение Чюрлёниса продолжается. Наверно, Чюрлёнис – это все вместе: и музыка, и краски, и поэзия. Но главное в нем – мысль. Архитектурные чертежи и воздвигнутые по ним ансамбли мысли. Если все его разрозненные творения сложить в циклы (получится круг), а циклы объединить в систему (получится большой круг); если прослушать и осмыслить его музыкальные мотивы, прочесть его интимные поэтические записи и попытаться, наконец, все это суммировать, то нам станет ясно – мы имеем дело с цельной, очень оригинальной, своеобразной и сложной художественно-философской системой. Это раздумья над самой сущностью бытия. В сложностях этих раздумий трудно определить, где, в какой Вселенной очутились мы вместе с творцом. И очень нелегко конкретизировать время. Что это – будущее, настоящее, прошлое? Или первичный период формирования планетных систем, за которым кроется тайна? Неизвестно. Вечный холод. И на какой планете или звезде видел и слышал творец все то, о чем образно пытается рассказать нам? Странные видения. Невообразимые миры. На земле такого не было. А может, и было? Как знать? Если и было, то уже, наверное, давно (как затонувшие корабли) покоится на морском дне или погребено под золотым песком. А может быть, это только интуитивные догадки художника? Где он все это видел? На дно какого моря погружался? Какие пустыни раскапывал? Где побывал? На Марсе? Во сне? Гениальная мысль этого художника мчится со скоростью света. И поэтому для него самого несущественно, какой объект изображать. Это может быть наша планета. А могут быть и другие галактики. Это нам трудно. А не ему. Он Колумб. Он первым высадился на континенте новой эры. Он жил там, где мы еще нескоро сможем жить. И его космический релятивизм не менее важен для философии искусства, чем теория относительности Эйнштейна для конкретных наук, для эксперимента и практики. У него было иное, совершенно отличное от нашего, ощущение пространства и времени. Такое, возможно, будет у людей грядущего…


Еще от автора Эдуардас Беньяминович Межелайтис
Идёт по свету солнце

Для младшего школьного возраста.Вольный перевод с литовского Юрия Коваля.Художник Галина Александровна Макавеева.


Рекомендуем почитать
Горький-политик

В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.