Чья-то любимая - [125]

– Тебе надо бы научиться пользоваться телефоном, Оуэн, – сказала я.

Наверное, что-то попало Оуэну в глаз, может быть, я задела его пальцем, а, может, оправа от очков. Не знаю, что именно, но он сразу же схватился за него рукой. Оуэн был настолько поражен, что даже не смог сразу же разозлиться. Он так и стоял перед входом в бар. Огромный мужчина в липком спортивном пальто, модных широких слаксах и белых туфлях. Один глаз он закрывал рукой, а второй взирал на меня в полном недоумении. Я села в машину и уехала. На пешеходной дорожке кружились в пируэтах и волчках скейтбордеры. Эта узкая дорожка была очень дорогая и модная. На самом Бульваре инцидент остался незамеченным. По пешеходной дорожке прогуливались длинноногие девицы в вызывающих брюках, вышедших из моды года три тому назад. Девицы потягивали из трубочек апельсиновый сок фирмы «Джулиус» или жевали кусочки пиццы. Из дверей магазинов на девиц взирали сутенеры. Многие из них были одеты примерно так же, как Оуэн. Я увидела, как Оуэн вытащил свои темные очки из сточной канавы, но надевать их не стал. Он все стоял на пешеходной дорожке и, щурясь, смотрел мне вслед. В одной руке у него были очки, а другой он держался за глаз.

В ту ночь я никак не могла заснуть, все время глядя на стрелки часов. Чувствовала я себя ужасно. Так грустно в последний раз произнести вслух имя своего любовника. Это имя – часть человеческой сути, в конечном счете – часть какой-то особой роскоши. Если Оуэн когда-либо появится снова, я никогда не буду звать его Оуэном. Я стану употреблять местоимения и буду называть его просто «вы». Его имя было самым первым словом, услышанным мною от него тогда, когда он сидел передо мной на корточках на сцене в Нью-Йорке. И это же имя было последним словом, которое он услышал от меня у дверей бара.

И воистину, он-таки действительно появился вновь, месяца через четыре после смерти Шерри. И я назвала его только «вы».

В то утро, когда я дала Оуэну пощечину, Шерри Соляре решила, что за мой проступок меня надо наказать. Не за пощечину, нет, а за то, что я так разозлилась. Она сообщила Эйбу, что хочет перемонтировать мой фильм, который, вне сомнений, увидела несколькими днями раньше. А Эйб, в силу свойственной ему трусости, ни словом не обмолвился мне об этом просмотре. Однако я знала, что когда-нибудь это неминуемо произойдет.

Меня все это ни чуточки не удивило. Когда позвонил Эйб, я была спокойна, как раннее утро. Эйб очень нервничал. Он попросил меня поскорее приехать к нему, чтобы поговорить.

– Я не думал, что так случится, – произнес он после того, как все мне рассказал. – Знаете, я думал, она обо всем позабыла. Но, наверное, когда она увидела монтаж, у нее возникли свои идеи.

Эйб напряженно следил за выражением моего лица, чтобы усечь, насколько активно я стану возражать.

– Успокойтесь, Эйб, – сказала я. – Никаких проблем я создавать не собираюсь. Как я могла бы это сделать, когда и вы, и ваш дедушка так хорошо ко мне относились? Звезды всегда такие – и мы все это знаем. Я это переживу. И мне совсем не хочется, чтобы студия потеряла еще хоть один цент из-за наших с Шерри распрей.

Эйб никак не мог мне поверить, что делает ему честь – мое решение было весьма неправдоподобным. Тем не менее, вскоре он убедил меня, что ему невероятно повезло. Ведь все обошлось без травм, без судебных исков, без драк.

В избытке чувств Эйб сопровождал меня по всей студии, до самого выхода, до моей машины.

– Послушайте, – сказал он и посмотрел на меня совсем не так, как обычно. – Дедушка был совершенно прав. Вы действительно истинная леди. Мы собираемся дать вам другой фильм. Этой суки в нем не будет. Знаете, это будет по-настоящему качественный фильм.

– Это было бы прекрасно! – сказала я. Научившись давать пощечины, я, как видно, научилась еще и актерскому мастерству.

На прощание Эйб меня поцеловал, оставив на моей щеке влажный след своих губ. Он направился к проходной, но вдруг развернулся и быстро засеменил к моей машине. Я уже включила мотор.

– Подождите! Может быть, мы как-нибудь поужинаем вместе? – спросил он. – Обсудим какие-нибудь проекты, а? Или еще чего-нибудь?

– Почему бы и нет? – сказала я.

– Тогда я вам позвоню, – сказал Эйб с сильным акцентом.

Внезапно он почувствовал себя очень уверенным. Эйб отряхнул свои манжеты с таким победоносным видом, будто бы мы с ним уже переспали.

ГЛАВА 9

С легким сердцем, полностью расслабленная, ехала я в каньон Туджунга. Эльмо и Винфильда я застала во дворе. Они сидели без рубашек и кидали охотничий нож в дерево.

– Вот дерьмо! Если бы мы с тобой, Эльмо, научились так кидать этот нож, чтобы он не падал, мы бы могли заделаться этими проклятыми городскими партизанами, – сказал Винфильд. – Мы тогда бы смогли попасть ножами во всех начальников на студии и уничтожить капитализм.

– Мне капитализм нравится, – сказал Эльмо. – Я сижу здесь только потому, что мне хочется овладеть искусством кидать ножи.

Ни тому, ни другому ни разу не удалось так кинуть нож, чтобы он зацепился за дерево. Я тоже было попробовала швырнуть нож, но не попала даже в дерево. Винфильд все больше злился и кидал нож все с большей силой, но тот лишь скользил по стволу.