Чужой, посторонний, родной - [11]

— Какими судьбами? — в его голосе уже не было той благодушной громогласности, с которой он обращался к Наталье Станиславовне. В нем появилась настороженность и откровенная холодность. — Не ждал.

Под его взглядом Виктору было крайне неуютно. Он ощущал себя нашкодившим мальчишкой, и за это еще больше ненавидел брата. А хуже всего было то, что вместе с ненавистью рос и его страх. Вот если бы Вовка сел, оказался с ним на одном уровне, тогда и гонору в его голосе наверняка бы поубавилось. Но тот упорно взирал на визитера сверху, даже не помышляя подойти поближе, присесть рядышком и по-дружески похлопать по плечу: "Привет, брат, рад тебя видеть!"

Тогда он сам подскочил со стула, лишь бы только избежать этого взгляда свысока. Однако Владимир продолжал смотреть на него недружелюбно. Противостояние длилось всего несколько секунд, но достигло такого пика, в какой Виктор познал себя плесенью, не достойной внимания. Помимо воли его голова вжималась в плечи, а те, в свою очередь, скукоживались, он словно бы стал меньше ростом, и снова чувствовал, что Вовка смотрит на него с невиданных высот. И так захотелось провалиться, исчезнуть, оказаться вдруг на вокзале, затесаться среди других приезжих или, напротив, отъезжающих — лишь бы только подальше от этого осуждающего взгляда. Причем, осуждающего заслуженно…

Взгляд Владимира вдруг смягчился. Сквозь щетину не без труда проглянула робкая улыбка, и Виктор приободрился.

— Здоров, братуха, — хлопнул его хозяин по плечу, а потом и вовсе крепко обнял. — Какими судьбами в наших палестинах?

— Палестина? Да боже упаси, что мне там делать? Да и неспокойно там…

Владимир рассмеялся:

— Какими судьбами, говорю? Написал бы — я бы встречу организовал, как положено. Что ж ты…

— Так я ж не знал, тут ли ты живешь, или переехал. Да и адрес потерялся — зрительная память выручила. Ты ж не пишешь, как у тебя, что у тебя. Куда ж писать?

— А ты ждал? Писем, — уточнил Владимир, и в его взгляде снова появилась жесткость.

Виктор опять почувствовал себя виноватым. Но почему, если во всем виноват Вовка? Ведь это именно он предал брата, он должен был вернуться вместе с ним, они же всегда должны быть заодно. А теперь, выходит, вся вина на Викторе?

— Не ждал, — откровенно ответил он. — Но и обратно отправлять не стал бы.

— Как некоторые, — ехидно добавил брат и сам себя обрезал: — Все, хватит. Кто старое помянет… Я смотрю, вы тут уже познакомились.

Он приветливо взглянул на Наталью Станиславовну. Та с готовностью заулыбалась:

— Пойду-ка я обед накрою, Володенька. У меня уже все готово, а вы поговорите пока.

Забрав со стола тарелку с надкусанным бутербродом и порожнюю чашку, незаметно покинула комнату.

Владимир подтолкнул брата в сторону дивана, и сам уселся не без удовольствия.

— Я смотрю, ты тут нехило устроился. Тещу выдрессировал…

Брови собеседника удивленно вспорхнули вверх и он рассмеялся:

— Тещу? Бог с тобой, какая теща? Я не женат.

Виктор кивнул с пониманием:

— А-аа, значит, соседка. А остальные где?

— Кто?

— Ну как кто? Соседи? Одну вижу, остальных нет. Раньше-то тут оживленнее было. И вообще…

Виктор не мог найти подходящего слова. Обвел взглядом комнату, выразительно двинул бровями, а затем еще рукой повел в воздухе: дескать, все здесь, вокруг, сильно изменилось.

Владимир засмеялся:

— А, вот ты о чем. Так нет больше соседей. Я один теперь. Наталья Станиславовна вот приходит помогать, без нее бы я с таким хозяйством не управился. Оказалось, что я ужасно не приспособленный.

— Ни фига себе, — Виктор присвистнул. — А куда ж ты соседей дел?

— Кого прирезал, кого отравил. А Семеныча — помнишь того зануду, который по телефону поговорить спокойно не давал? — утопил.

Гость недоверчиво улыбнулся:

— Да ладно.

— Да точно, — в тон ему ответил Владимир. Во взгляде блуждала веселая лукавинка. — Утопил за все его каверзы. В Яузе. Отправил сторожить дачку нового русского, а там подстерег на берегу, и мордой в реку макнул. Он так сопротивлялся, сердешный!

Виктор все еще глупо улыбался, но глаза сделались грустными. Когда такое было, чтобы брат брата не понял? Вот сейчас ведь Вовка откровенно прикалывается, а Витька никак не может юмора в его словах уловить.

— А… остальные? — неуверенно пробормотал он.

— А что остальные? Клара — ты ее не знаешь, она сюда позже заехала — на нож нарвалась. Паскудная тетка, вредный характер. Без конца газ под кастрюлями у всех выключала. Ждешь, бывало, ждешь, когда чайник вскипит, приходишь на кухню, а там… Короче, получила тетка по заслугам. А Макаровне яду в борщ подсыпал — представляешь, она оказалась богатой наследницей, ей дальний родственник из Швейцарии двадцать три лимона евриков оставил. Ну как было не воспользоваться моментом? За что ей такое счастье? Не заслужила она его, в отличие от яду.

Брат смотрел на него, и во взгляде его светилась такая растерянность, что Владимир не выдержал и расхохотался:

— Я их в романах убил! А в реальности — выселил. Прикипел к этому месту — я, оказывается, по натуре ужасный консерватор. Жить в коммуналке надоело, а выезжать отсюда не хотел. Оставалось только повыгонять всех соседей. Правда, пришлось им квартиры покупать, зато я тут теперь один, никто не мешает.