Чужой клад - [147]

Емельян Щапов, хозяин постоялого двора, тут же распахнул калитку и с почтением поклонился важным гостям. Он хорошо знал пристава и умел ему услужить, благодаря чему Федюнин не раз закрывал глаза на некоторые подозрительные истории и сделки, в которых молва обвиняла заведение Щаповых. Поговаривали, например, что на постоялом дворе в Косино находят приют скупщики краденого, а то и сами воры. Да и богатые постояльцы, отъехав от двора и протрезвев, бывало, недосчитывались денег в своих карманах. Впрочем, разбоя и кровопролития на косинском дворе никогда не творилось, а воровство у любителей покутить, как и мошенничество, сам хозяин не считал большим грехом и умел откупиться от власть предержащих.

Немного озадаченный появлением приставов и незнакомого барина в сопровождении закутанной в вуаль барыни, Емельян своим басовитым голосом пророкотал:

— А я думал, это Терентий, брат мой, из города воротился, ему уже пора. Он за товаром ездил.

Полина вспомнила рассказ Воронковых о худояровском ключнике Терентии, который переселился к двоюродному брату на постоялый двор после того, как Киприан прогнал его из имения.

— Ты вот что, Емелька, говори потише, у нас дело опасное, тут осторожность надо соблюдать, — строго объявил пристав, входя в сени и оглядываясь по сторонам.

Навстречу гостям вышла хозяйка — жена Емельяна, и служанка. Они начали было приветствовать приезжих, но пристав, а за ним и Емельян, цыкнули на баб, приказав молчать.

— Скажи, Емеля, к тебе только что заезжал барин лет пятидесяти, важный, осанистый, с бородой? — вполголоса спросил пристав.

— Как же-с, приехал, он и сейчас здесь, снял комнату на втором этаже, — сообщил хозяин.

— А перед ним не приезжали ль в карете молодой барин и барыня? — продолжал допрашивать пристав.

— Приезжали-с, мы им тоже комнату дали на втором этаже, там у нас комнаты для важных господ. Барин молодой, в офицерском мундире, а у барыни на лице покрывало — вот как у них. — Щапов кивнул на Полину. — И тот барин, который с бородой, тоже меня спрашивал об этой паре: в какой комнате они остановились, да как их зовут. Но мы-то имен у постояльцев не спрашиваем — разве что они сами захотят назваться. Но эти не назвались. И даже еды никакой не попросили, сразу в комнату пошли.

— Наверное, в дороге поели, — предположила хозяйка.

Но тут, словно опровергая ее слова, наверху лестницы появился молодой постоялец и объявил:

— Эй, любезные, принесите-ка нам с барыней пирогов и вина.

Увидев приезжих, юноша слегка смутился и с легким поклоном невнятно их поприветствовал. На вид ему было лет двадцать с небольшим. Венгерка, наброшенная на плечи поверх рубашки, указывала на его принадлежность к военному сословию. Он был невысок ростом и наружность имел довольно неприметную, но, вместе с тем, в его простом и открытом лице было что-то весьма располагающее.

— А позвольте, сударь, поинтересоваться, — выступил вперед пристав, — каково ваше имя и звание, откуда вы родом?

Молодой человек немного растерялся от неожиданного допроса, но, видимо, привычка к дисциплине и почтение к официальным лицам были у него в крови, а потому он без всяких препирательств ответил:

— Зовут меня Николай Егорович Чашкин, мой отец был полковым лекарем, а я служу…

Но договорить он не успел: наверху вдруг раздался пронзительный женский крик. Юноша бросился к комнатам второго этажа так стремительно, что Полина даже не успела удивиться тому, что он — Николай Чашкин, племянник Василисы. А через несколько секунд наверху прогремел выстрел и почти одновременно с ним послышался стук в ворота. Приставы и Алексей, а следом и Емельян, тут же устремились вверх по лестнице. Перепуганные хозяйка и служанка подняли было крик, но Емельян, оглянувшись на них, приказал:

— Молчите, глупые бабы, всех постояльцев всполошите! Ступайте открыть ворота, слышите — стучат.

Полина на пару мгновений замерла в растерянности, а потом тоже побежала к месту происшествия.

Картина, открывшаяся взору во второй от лестницы комнате, была ужасна. На полу возле стола, неловко вывернувшись, лежала женщина, которую, несмотря на ее залитое кровью лицо, Полина без труда узнала: то была Иллария. Последняя не шевелилась, не издавала ни звука и, судя по всему, была уже бездыханна. На полу и возле стола поблескивали осколки разбитого зеркала. А возле самого порога стонал и пытался ползти бородатый убийца, чей зловещий образ преследовал Полину уже два месяца. Он был еще жив, несмотря на огнестрельное ранение в грудь. Его пальцы свело судорогой, и потому он не мог выпустить из руки окровавленный нож, которым, судя по всему, и была убита Иллария. А Николай Чашкин, выстреливший в убийцу, готов был сделать это еще не раз, но приставы держали его за руки, а Алексей пытался образумить:

— Пойми, парень: если ты его сейчас убьешь, мы так и не узнаем о нем всей правды. И себя подведешь под арест. Первый выстрел ты сделал, защищая женщину, а дальнейшие твои выстрелы уже не простятся.

— Что мне жизнь, что мне свобода без нее?.. — со слезами отчаяния проговорил Чашкин и опустился на колени возле тела Илларии.

Помощник пристава, осмотрев убитую, заметил: