Чужой для всех. Книга 1. - [23]

 -Не умничайте, Франц. У меня разовьется астма. Мне нужен свежий воздух. -Толстые пальцы майора раздраженно ухватились за никелированный рычажок форточки, решительно крутанули в сторону, надавили на стекло.

  Поток затхлого воздуха полыхнул в медное лицо офицера вермахта. Салон автомобиля 'Опель-капитан' моментально наполнился слабопроницаемой вонючей пыльной взвесью.

  — Фу...,— задохнулся интендант.-Точно разовьется астма.... -Немец быстро приложил влажный от пота носовой платок к лицу и попытался дышать через ткань. Но физиономия майора перекосилась еще большей гримасой. Глаза вытаращились, как у болотной жабы. В форточку с пылью ворвался угрожающий треск длинной пулеметной очереди.

 -Что это такое, Ольбрихт?-заверещал напуганный майор, вдавливаясь жирной задницей в сидение. -Здесь не должно быть русских! Вальзер, остановите машину! Немедленно остановите машину!

  Водитель и без команды старшего офицера нажал на педаль тормоза. Впереди, неожиданно, затормозил бронетранспортер связистов.

 -Не беспокойтесь, господин майор, это ненадолго, — произнес хладнокровно все тот же молодой офицер и, обернувшись, уставился насмешливыми серыми глазами на интенданта, схожего в эту минуту с трусливым жирным поросенком из детской сказки. — Думаю, наш передовой взвод наткнулся на группу русских 'окруженцев'. Скоро бой закончится'. -

 -Мне бы ваше спокойствие, — роптал, успокаиваясь, майор, плотно закрывая форточку. -Вы не женаты, Франц, а у меня двое детей школьников: Эммочка и Пауль. У Вильды больное сердце. Она не выдержит если со мной что-то случиться.

 — Вам бы булочки выпекать, господин майор, как раньше, а вы решили военным ремеслом заняться, — засмеялся старший лейтенант Ольбрихт. — Слышите? Уже не стреляют.

 -Слава, Богу!— повеселел майор, отбросил носовой платок, развалился.-А вы провидец, господин Ольбрихт! Провидец! С вами хорошо иметь дело.

  -Не преувеличивайте, господин майор. Просто я изучил в штабе последнюю сводку о противнике. Русские отступили на многие километры. Поехали, Вальзер...

  Короткий бой действительно, еще толком не начавшись, после нескольких орудийных выстрелов, затих. Движение штабных подразделений продолжилось.

 Через десять минут 'Опель— капитан' с офицерами управления, беспрепятственно подрулил к самому большому зданию в поселке. Справа у входа висела добротная доска с белой надписью: 'Сельский Совет'. Офицеры спешно покинули раскаленную машину. Майор выкатился как колобок, стал жадно хватать удушливый, но все же более свежий воздух. Отдышавшись, немного стряхнув с формы въевшуюся пыль, интендант проследовал за Ольбрихтом. Внимание управленцев привлекла группа солдат и младших командиров, которые громко смеялись. По эмблемам в виде медведей на башнях танков, офицеры поняли, что это танкисты из 3-ей танковой дивизии.

  Когда майор Зигель, так звали интенданта, и старший лейтенант Ольбрихт подошли вплотную к веселящейся группе 'панцершютце', те притихли. Только рослый, с закатанными рукавами унтер-фельдфебель, не замечая их, оскалившись, с пеной у рта, садистки длинной палкой тыркал в раненого человека. Синий комбинезон на пленном во многих местах обгорел, но петлицы рядового с танковыми эмблемами уцелели. Молоденький русский танкист сидел на пыльной дороге и затравленно хлопал глазами. На чумазом лице зияли синюшные, свежие кровоподтеки. Из рассеченной губы текла кровь. Бедолага пытался отвернуться от ударов унтер-фельдфебеля, голову защищал руками, но у него это плохо выходило. Получая ощутимые толчки, он слабел. От каждого точного удара толпа восторженно улюлюкала и ревела.

  -Поддай, поддай! В голову целься! -советовали, хрипя от восторга, отдельные нацисты.

 -Что здесь происходит?— крикнул Ольбрихт грозно. — Кто старший, доложите?

 Рослый унтер-фельдфебель повернулся недовольно, бросил наглый взгляд на Франца. На расстёгнутой танковой, двубортной куртке сержанта висел знак за штурмовые атаки и серебряная полоска за ранение. Не приняв стойки смирно, танкист смело, с вызовом, не обращая внимания майора, стоящего позади Ольбрихта, ответил:

 -Это наш пленник, господин обер-лейтенант . Мы его допрашиваем. Вы нам мешаете.

 -Что? Допрашиваете? — удивился Ольбрихт. — Это иезуитские методы допроса унтер-фельдфебель. Какие показания дал русский пленный?

 -Этот русский Иван не разговаривает на нашем языке. За это придется его расстрелять. Возится с ним некогда. Мы наступаем.

 -Подождите выполнять экзекуции, унтер-фельдфебель,— осадил танкиста Ольбрихт, не отводя жесткого взгляда. Адъютанта раздражал бесцеремонный вид сержанта. — Приведите себя в порядок и доставьте военнопленного в это здание. Я сам его допрошу.

  Ольбрихт осознавал, что влезает не в свое дело. Но позволить на глазах танкистов убить, как зверя, тщедушного русского военнопленного, он не мог. Он был так воспитан.

 -Господин обер-лейтенант! -раздался вдруг раздраженный голос из среды танкистов. -Это наш пленный и мы с ним поступим так, как считаем нужным.