— Наверное, вы правы Карл....,— тяжело вздохнул Ольбрихт, затем, подумав, глубокомысленно добавил: — Во всем виноват большевизм, против которого мы и начали войну. Хотя..., это скорее официальная пропаганда.
— А вы здорово им преподали урок?— засмеялся Риккерт. -Главарь рухнул, словно мешок с "дерьмом". — Такой необычный удар!— Адъютант задержал свой восхищенный взгляд на командире, попытался увести от тяжелых мыслей.
Ольбрихт усмехнулся, впервые подумав с благодарностью о новом, затаившемся внутри друге. С удовольствием подхватил разговор.
— В годы учебы на спартакиаде училищ "Панцерваффе" Вермахта и СС в Бад-Тельце, я занял третье место в своей весовой категории по боксу, — начал он.— Вот это были бои, Карл, я вам скажу.
— Браво, браво, Франц! Но сейчас был не бокс. Это было лучше бокса! Вы непременно расскажите нам, где вы так превосходно научились драться ногами.
Франц внутренне содрогнулся, от слов адъютанта. Он понял, что сегодня переиграл себя. Ему вскоре придеться держать ответ за выходки своего второго "Я". Только где и когда?
— Может, выпьете еще, господин гауптман, снимите стресс?
На Франца смотрели внимательные, с потаенным любопытством, глаза адъютанта.
— Достаточно, Карл, — сдержанно отреагировал Ольбрихт. Лучше следите за дорогой. Мне надо собраться с мыслями. Генерал попусту не вызывает.
Глава 3
;28 апреля 1944 г. Штаб 41 танкового корпуса. Группа армий "Центр". Восточный фронт.
Несмотря на вынужденные остановки в пути, капитан Ольбрихт прибыл в штаб корпуса без опозданий. После проверки документов, открылся шлагбаум. Боевые машины четко припарковались к двухэтажному зданию. Гефрайтер Брайнер выскочил из вездехода и услужливо открыл дверь командиру.
— Спасибо, Эрих, — поблагодарил подчиненного Ольбрихт. Осмотревшись вокруг, он подметил в поселке присутствие одних военных . Все это говорило о близости прохождения фронта. Обстановка была мрачной и ненадежной.
— Вам не кажется, Карл, что в воздухе пахнет грозой?
— Грозой? 28 апреля?— Риккерт посмотрел на солнце, которое пожиралось большой тучей.— Не знаю,господин гауптман, гроза в апреле редкое явление. Что собственно вас смутило?
— Вы не правильно меня поняли, Риккерт. Мне вдруг показалось, глядя на отсутствие гражданской жизни в этом городке, что мы накануне большой трагедии.
— Вот вы куда клоните. Для любого народа, Франц, как вы знаете, приход христианской миссии не был бескровным. Миссионерам всячески препятствовали язычники. Шла кровавая резня.
Мы миссионеры, господин гауптман. Стали ими не по своей воле. Просто мы родились в эпоху больших потрясений. Здесь кому как повезет. Я лично оптимист. А за все то, что мы делаем, пусть отвечают там в верхах. Мое дело маленькое, — Риккерт повел плечами. — Однако похолодало. Погода меняется. Какие будут указания, господин гауптман? Вас ждут дела.
— Да,Карл, меня ждут дела. Вы правы, — чистое выбритое лицо Ольбихта напряглось. Шрам, сползавший змеей от правого уха к шее, отметина боев под Курском, принял фиолетовый оттенок.
Франц повернулся в сторону "панцершутце". За ним внимательно наблюдало десяток солдатских глаз, преданных и надежных, таких же, как Брайнер. — Нас всех ждут большие дела, господин обер-лейтенант. Притом очень скоро. Подайте мне папку.
— Слушаюсь, — адъютант невольно щелкнул каблуками перед командиром разведбатальона.
— Еще, Карл. Свяжитесь со штабом дивизии и доложите о прибытии на точку. Здесь мы пробудем не более часа. Обед по расписанию в части. Всем оставаться на своих местах.
— Разрешите...
— Нет. Вас это тоже касается, Риккерт. Я не долго.
У входа в штаб Ольбрихта приветствовали два солдата из охранного подразделения, вооруженные автоматами. Они вытянулись перед строгим капитаном, оказав должное уважение его заслугам: Рыцарскому кресту Железного креста, закрепленному на черно-бело красной орденской ленте, знакам за танковые сражения и нашивкам ранений.
Капитан слегка кивнул и зашел в прохладный вестибюль. Доложив дежурному офицеру о своем прибытии, поднялся на второй этаж.
— Франц Ольбрихт! Рад видеть, вас! — раздался звонкий, заискивающий голос адъютанта, когда Ольбрихт зашел в приемную. Рэмек стремительно подскочил к Ольбрихту. Поздоровался. — Генерал справлялся о вас, но...,— майор сделал загадочное лицо и повел пальцем. — Я вам не завидую сегодня, Франц. Генерал находится в сильно расстроенных чувствах. Присядьте пока.
— Спасибо, господин майор. Генерал Вейдлинг, болен?
— Бог с вами! Он здоров как орел Рейха. Разве только нога беспокоит. Он удручен служебными вопросами. Отчасти это связано с вами, уважаемый Франц.
— Что вы знаете, господин майор? Говорите.
— Генерал усомнился в вашем здоровье и в возможности решать задачи батальона.
— Не может этого быть! — опешил Ольбрихт. Лицо его посерело. Руки сжались, он чуть не схватил Рэмека за грудки.— Я предан Вермахту и ни на йоту не отступал даже от солдатского устава Риберта, не говоря уже о выполнении требований наставления офицера "Панцерваффе". Это ложь!
С первой минуты разговора с адъютантом у Ольбрихта появилась неприязнь к нему, хотя они были раньше знакомы. Неискренность, слащавость напрягали слух боевого офицера. Францу захотелось быстрее избавиться от адъютанта.
