Чужое тело. Дилогия - [7]

Хозяин дискача потом клялся-божился, что ни ногой не пустит, да толку-то что, все равно туда ездит, кто хочет, и делает, что хочет. Вот потому-то там стоят самые-самые, Костик, Серега, Олег, Генка. Мне там делать нечего однозначно, вмиг сметут. Как и остальным.

От нашего спортзала до метро недалеко, а вот на метро ехать уже далече.

Попрощался с Вербицким, который решил продолжить распитие пивка у палатки. Он кого-то из своих друзей ждал, собрались на какой-то там древнеславянский праздник. Не знаю уж какой… Летом через костры прыгать приятнее, наверное.

После пары пива в метро не заметил, как задремал.

И опять.

На этот раз ночь. Лежу и смотрю в потолок. На стенах трещат факелы, пахнет смолой и чуть-чуть еще чем-то, не понятно. В углу курятся благовония в большой бронзовой чаше. Над ними видны красные отблески огня.

На вышивке все тот же парусник, плывет по волнам. Только теперь огонь от факелов бросает на него отблески, и кажется, что парусник плывет по алому морю, и паруса у него тоже алые.

Красиво, надо сказать.

Повернул голову влево, потом вправо.

Узбеков нет.

Хотя как это нет?

Вот двое сидят у дверей, водят головами, смотрят на факелы и на меня. Пока никак не реагируют.

Нет, заметили. Поднялись с колен, один подошел к факелу и что-то такое с ним сделал, так что он загорелся еще больше, а второй тихонько скрипнул дверью, и выскользнул из комнаты.

Второй все шел по кругу комнаты, запаливал факелы. Я за ним следил, поворачивая голову. Шею немного сводило, но все равно, тело работало. Ничего вроде бы не болело.

Так.

Снова этот сон.

Как он меня достал.

Надо бы с ним разобраться.

Я попытался приподняться.

Выходило. Хотя слаб еще, да и одеял на меня навалили целую гору, как бы не задохнуться под ними окончательно. Тяжелые… Так, одеяла на фиг. Первое, рраз!

Ну заслаб я тут, во сне. Ручки-ножки тонкие, движения какие-то не сильные. Еле шевелюсь. Второе одеяло тоже на фиг!

Ух, и тяжелые ж. Как маты спортивные, да и те легче будут, пожалуй. Третье, вот мы его сейчас…

Подняв голову, я увидел шагах в трех перед собой давешнего узбека.

Ну как есть узбек. Лицо смуглое и широкое, глаза чуть раскосые, вот и третье веко тоже есть, волосы на голове темные и толстые, брови тоже такие же. Но мощный мужик, мощный! Из него двух меня можно слепить, ни капли жира под жилетом-безрукавкой нету, мышцы не бугрятся, но явно присутствуют.

— Ваша Высочество. — Узбек склонился в поклоне.

— Чё это ты? — Спросил я. Голос мой звучал как-то странно.

— Ваша Высочество, за доктором уже послали. Чего изволите?

— Пива. — Наудачу попросил я. Откинул последнее одеяло, и встал на ноги.

Ох, и здоров же этот узбек! Как я встал, так сразу и понял, что гляжу на него снизу вверх. Это ж сколько в нем росту-то?

Узбек меж тем склонился в поклоне и куда-то смылся, только его и видели. \

— Ничего себе. Сон в руку. — Сказал я вслух. И пошел к двери.

Не дошел, конечно. Стало плохо, стало сводить ноги на холодном полу. Нет, не то что на холодном — пол был просто ледяной, как будто по снегу бегаешь.

Нет, на фиг. Надо бы тапки какие-нибудь поискать, что это я?

Тапки обычно ставят под кроватью, верно?

Я подошел поближе, стараясь ступать ребром стопы, наклонился, одернул покрывало, посмотрел.

Да нет ничего. Ночной горшок только, пустой сейчас, стоит. Золотой, надо сказать! И причудливый такой, в виде держащих вазу пузатых толстяков с веселыми улыбками и зубастыми ртами.

И пыли-то, пыли… Все в пыли. Сантиметровый слой.

Ругнувшись, повернулся к выходу и снова к нему побрел.

Это ж сон, верно? А надо посмотреть, что это он такой прилипчивый…

В этот момент двери распахнулись, влетел узбек давешний, а за ним толстяк в безрукавке и с широкополой шляпой. На ногах его были атласные сапожки, а из-под безрукавки кружавилось белоснежное жабо.

— Ваше Высочество! — С порога гаркнул толстяк, и поспешил ко мне.

— А ну стой где стоишь, Дон Педро! — Предупредил его я.

Толстяк затормозил буквально в метре от меня, раскинул руки широко-широко.

— Выше Высочество, как вы себя чувствуете?

— Холодно. — Буркнул я.

Накатали внезапная слабость. Поднялась с ног, правую ногу свело, потом левую тоже, я резко наклонился, вытянулся на носках… И упал, прямо на руки того узбека, что бежал за толстяком.

В дверях показался второй узбек, который меня «Высочеством» первый назвал. В руках он волок серый кувшин с широким горлом.

Темнота.

И новая морда у меня перед лицом, рябая. Над ней шапка-пидорка, под ней кофта с горлом. И еще что-то у меня в нагрудном кармане шарит.

Они что, совсем с ума спятили?

Вытянул левую руку сначала, от которой Рябой увернулся, но вот правую в печень он как-то не ожидал.

— Уп…ц. — Сказал рябой, выронил обратно мой кошелек и начал заваливаться на меня. Не, ну совсем как груша, разве что та не бледнеет при удачном попадании и на тебя не валится. Хотя на Костика однажды завалилась, он как раз нам какой-то удар показывал…

Я выдернул кошелек из его скрюченных пальцев.

— Э, да ты чё, граждане, он человека… — Я посмотрел в сторону. В проходе метро стоял парень лет тридцати, суховатый такой и худющий, чернявый. — Э да ты чё его ударил мы помочь хотели…