Чужое счастье - [11]

Дорога выровнялась, дубы и платаны сменились невысокими соснами. Даже после стольких лет Анну всегда очаровывал пейзаж, переходящий от одной крайности к другой, словно открытки на вращающейся подставке. С восточной стороны лежало окруженное лесом озеро, а с западной — холмы с беспорядочно растущей чапарелью, с фруктовыми садами и апельсиновыми рощами между ними. Все это приютилось возле заснеженных гор. И если бы Анне суждено было дожить до ста лет, она и тогда не смогла бы воспринимать все это как должное. Хотя этот ландшафт и мог показаться слишком сельским, таков Карсон-Спрингс. Где была та капля, которая переполнила бы чашу ее терпения, взбудоражила ее скучное и временами безысходное существование? Какой сюрприз ждет ее в конце этой рутинной дороги, которую она для себя протаптывает?

Вечерние тени растянулись по Олд-Сорренто-роуд, когда Анна приближалась к дому. Она проезжала мимо загонов для скота, подскакивая на ухабах. Когда-то на этом участке сельской дороги пасли скот. Немногое изменилось с того времени, за исключением того, что здесь стало больше домов и меньше животных. Ночью в свете фонарей до сих пор можно различить блеск диких глаз — опоссумов и енотов, и изредка медведя или рыжей рыси, которые спускались с холмов.

Вскоре Анна подъехала к аллее, ведущей к скромному красному каркасному дому, в котором она прожила большую часть своей тридцатишестилетней жизни. Он манил из сумерек, которые скрывали его отслаивающуюся краску и крышу, на которой недоставало дранки. Свет в окнах сразу вселил в Анну надежду на то, что все будет хорошо.

Но оптимизм Анны исчез, как только она вылезла из машины. Даже с этого расстояния она услышала крики своей матери, похожие на визг горящей кошки. У Анны сжалось сердце. Пока она устало тащилась по дорожке, дом стал виден более отчетливо; давно высохшие настурции коричневыми стеблями тянулись к решетке на крыльце, которая обрамляла осевшие ступеньки; на досках наружной обшивки, которую Гектор многократно предлагал перекрасить — как будто он мало для них сделал, — виднелись пузыри, и из-за этого она выглядела как запущенная проказа. Были дни, вроде этого, когда Анна представляла себе, что она, как и этот дом, покрывается плесенью. Станет ли она когда-нибудь свободной или, упаси Бог, закончит, как Бетти?

Анна вошла в дом, где увидела Эдну, сцепившуюся в смертельной схватке с Бетти. Эта сцена могла показаться комичной — старая женщина, весом не больше чем девяносто восемь фунтов[5], насквозь промокшая, лезет драться, а ее сиделка, на двадцать лет моложе, широкая в плечах со времен работы с лошадьми, отбивается, пытаясь ослабить ее хватку.

— Сволочь! Зараза! — вопила Бетти, ударяя Эдну кулаком. — Я вызову копов! На этот раз я действительно это сделаю!

Анна уронила свой кошелек и бросилась на помощь Эдне.

— Все в порядке, мама. Никто не собирается причинять тебе боль.

Она схватила слабеющую руку, и через некоторое время Бетти успокоилась, позволив Эдне вырваться.

— Папа ушел. Помнишь? — Бледные голубые глаза Бетти прекратили свое тревожное блуждание и сосредоточились на Анне. Напряжение медленно отпускало ее тело.

— Анна, милая! Это ты? — Бетти всегда требовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к тому, что Анна взрослая; в сознании Бетти ее дети всегда были маленькими. — Я думала, ты в школе.

— Нет, мама. Я работаю. Помнишь?

— Да, да, конечно. — Бетти охрипла от визжания. Ее волосы развевались, как дым от затушенного костра, сквозь них просвечивала розовая кожа головы.

Анна устало вздохнула.

— Ты уже ела?

Эдна покачала головой так же устало, как если бы сказала: «А чего ты ждала?» Оберегать Бетти от повреждений было само по себе работой, занимающей все время.

Глаза Бетти снова становились дикими.

— Который час? Где мое пальто? Автобус будет здесь с минуты на минуту.

Анна схватила мать за плечи и посмотрела ей в глаза. Она чувствовала выпуклые бугорки костей под кожей, которая обрамляла их, как салфетка. Ее мама всегда была в теле, но сейчас от нее ничего не осталось.

— Успокойся, мама. Сегодня в школу не надо. Сегодня… сегодня праздник.

— О! — Бетти опустила плечи.

— Почему бы тебе не посмотреть телевизор, пока я приготовлю что-нибудь на ужин? — Анна провела свою мать к старому креслу-качалке и потянулась за пультом, пытаясь вспомнить, что шло в это время суток. «Суд народа»? «Салли Дес Рафаэль»? Повторный показ «Я люблю Люси»? По какой-то неясной причине мама любила «Джерри Спрингер», хотя в здравом уме она питала отвращение к подобным программам. Возможно, потому, что тогда у нее было достаточно воплей в ее собственной жизни.

— Мне нужна сигарета, — вздохнув, сказала Эдна, когда они остались в кухне одни. Курение в доме не разрешалось, но Анна ничего не сказала, когда Эдна достала пачку сигарет из кармана своей просторной вельветовой куртки.

— Она была такой целый день? — Анна говорила тихо, хотя ее мама, поглощенная повторным показом передачи «Супер», не могла ее услышать. Из комнаты доносился глухой взрыв заранее записанного смеха — по мнению Анны, это был самый одинокий звук в мире — и слабое хихиканье Бетти в ответ.