Чужое оружие. По ту сторону добра. Следы на воде - [54]

— Зачем так, Иван? — тихо произнесла она, войдя в хату. — Обидел человека! Он за нас богу молится. Он и тебе добро сделает. Пойди к нему. Бог простит. Покайся, пока не поздно, за плохие мысли твои. — И она заплакала.

— Марусенька, любимая, — протянул он к жене руки, — не нужно к нему ходить, никогда. Все это вранье собачье. Слышишь меня? Вранье это.

— Господь захочет — и у нас дитя будет. Покайся! — твердила свое Мария.

— Ну, не будет — горе небольшое. Лишь бы ты была со мной. Пропаду я без тебя, Марусенька… Ну иди же ко мне!

Мария вырвалась из его объятий.

— Вот видишь, — горько покачала она головой, — ты только о себе да о грехе думаешь. А брат Петро без греха — о всех нас.

Иван Тимофеевич снова попытался было привлечь жену к себе, но она не сдвинулась, стояла словно каменный столб, чуть отклонившись назад.

— Да иди же ко мне, милая, повезу тебя снова в Киев. Хочешь, к московским врачам? А Лагута твой — мошенник и негодяй! Всю жизнь он такой!..

— Да ты пьяный! — отшатнулась Мария, вскрикнула: — Мама! — И выбежала из хаты…

…Еще долго после этого Чепиков ходил по комнате, нервно сжимая кулаки. Потом решительно направился в сени и принялся шарить в темноте на одной из верхних полок.

Наконец достал какой-то завернутый в тряпку предмет. Развернул, бросил тряпку под ноги… В слабом комнатном отсвете матово блеснула черная сталь пистолета.

Несколько секунд Чепиков держал парабеллум на ладони, словно взвешивая его, потом нырнул из сеней в темноту ночи. На него дохнуло густыми запахами трав и речной влагой.

Тихо. Небо мерцало звездами. Можно было различить крышу дома, заборчик внизу. Чепиков глянул на прямоугольник Степанидиного окошка — оно уже не светилось, и он не мог понять, то ли Мария с матерью легли спать, то ли куда-то ушли. А впереди, сливаясь с непроглядно черной стеной леса, возвышалась хата Лагуты, тоже с погасшими окнами.

Чепиков постоял на крыльце, всматриваясь в темноту и прислушиваясь к ночной тишине. Потом сошел на землю, перепрыгнул через заборчик и неслышно двинулся двором, заросшим спорышом, к соседнему дому.

Подкрался к окну, под которым — он это знал — стояла широкая кровать Лагуты. Сжимая пистолет, легонько коснулся левой рукой стекла. Оно зазвенело под пальцами.

Казалось, зазвенело и в сердце, в жилах, во всем теле. В комнате над белой занавеской показался силуэт Лагуты. Чепиков представил себе, как пуля пролетит сквозь стекло, оставив небольшую аккуратную дырочку, и человек в белой рубашке осядет вниз или упадет на пол и, уже мертвый, ударится головой о доски.

Узнав Чепикова, Лагута распахнул створки окна.

— Ну, чего тебе, Иван? — мягко спросил он.

— Петро, — угрожающе произнес Чепиков. — Я тебя предупреждал… — От нервной дрожи он даже не смог поднять высоко пистолет.

Увидев в руках Чепикова оружие и поняв его намерение, Лагута мигом бросился на пол…

Чепиков не сразу сдвинулся с места. Постоял, облизал пересохшие губы. Потом ступил слабыми ногами раз, второй и поплелся прочь от окна, но не к своей хате, а в противоположную сторону, в лес, который словно тайком следил за ним.

Тишина снова сковала мир, лес закрыл звезды, тянул к Чепикову острые сухие ветви. Он шел наобум, спотыкаясь, не выбирая дороги… Через какое-то время, остановившись на небольшой поляне, стал целиться из пистолета в фантастически очерченное, высокое, как Лагута, дерево. Его терзала неудовлетворенная потребность нажать на спусковой крючок. Резкий выстрел разорвал ночь, разбудил лес и забухал, застонал над Росью. Над самой головой Чепикова тревожно ухнул сыч, зашумели разбуженные птицы. Высокое темное дерево не только не упало, а, казалось, двинулось на него, и он выстрелил снова и снова…

После этого напряжение сразу спало, Чепиков опомнился и бросился к дому.

Вскоре он выбежал из леса прямо к своему двору. Вокруг стояла та же сонная тишина. Ни в его хате, ни у Степаниды, ни у Лагуты, как и раньше, света не было. Мерцавшие звезды так же мирно смотрели из черной бездны, где-то привычно проскрипел дергач, неподалеку била в берег Рось.

У Чепикова будто камень упал с души.

Постоял, присматриваясь к дому соседа, к тому окну, за которым стоял Лагута, в кого он хотел выстрелить, и почувствовал такую усталость, словно проделал неимоверно тяжкую работу…

На полу в сенях Чепиков нашел тряпку, завернул в нее парабеллум и положил его назад в тайник.

Уснул он в эту ночь неожиданно быстро…

VI

Коваль еще не ложился спать, когда Макаровна постучала и сказала: «Вас к телефону».

Дмитрий Иванович как сидел за столом в форменных брюках, в тапочках и майке, так и вышел в коридор.

— Товарищ подполковник, — послышалось в трубке. — Докладывает помощник дежурного по райотделу старший сержант Буряк… Вас тут гражданочка из Киева разыскивает.

— Какая гражданочка? — не мог понять Коваль. И вдруг… ему даже не поверилось, но оттого, как забилось сердце, прилила к лицу кровь, сразу обо всем догадался. Так должно было случиться, иначе и быть не могло. Этот телефонный звонок он давно ждал.

— Товарищ подполковник, — снова послышался мужской голос. — Фамилия, говорит…

— Дайте ей трубку! — не дослушав сержанта, крикнул Коваль. — Да побыстрей!