Чужое оружие - [13]

Все это она произнесла без задержки, словно выдохнула.

Коваль приметил только, как время от времени темнеют ее светлые, даже блеклые глаза.

— И прошу возвратить мне тетрадь, товарищ начальник. Мне долги собирать надо. Думала в Черкассы или Киев жаловаться, а тут вы приехали, — покосилась она на погоны Коваля.

Слушая Кульбачку, Коваль раздумывал: «Зачем она пришла сюда? Если составлен протокол о нарушении правил торговли и долговая тетрадь стала вещественным доказательством, ее никто не возвратит. Неужели такая опытная торговка не понимает этого? Пугает, что людям негде будет хлеб купить. Но ведь ларек еще никто не закрывает. Значит, боится чего-то? Небось чтобы не потребовали увольнения с работы?»

Чутьем угадывал, что тут скрывается какой-то расчет, но разобраться не мог. И от сознания этого ему было досадно, будто он, старый волк, уже настолько утратил нюх, что всяк может замести перед ним следы.

Пытался представить себе эту, казалось бы, безликую женщину в других жизненных ситуациях — в радости, в гневе, в печали — и понял, что голос ее может быть не только ласковым.

И все-таки почему она сама поспешила явиться к нему?

— Хорошо, — сказал Коваль, — что касается тетради и способа вашей торговли — разберемся. Расскажите, пожалуйста, о ваших односельчанах, о Лагуте, например, о Чепиковых…

У Ганны чуть вздрогнули веки.

— А что рассказать?.. — осторожно спросила она.

— Заглядывал к вам в ларек Чепиков?

— Как и все.

— Странного ничего не замечали?

— Да как сказать, товарищ начальник…

«Откуда у нее это «товарищ начальник»? — подумал Коваль. Того и гляди еще «гражданином начальником» назовет, хотя вроде ни в колонии, ни под судом не была…»

— Да, немного странный он был в последнее время, — медленно проговорила Кульбачка. — Придет, бывало, на колоду сядет и молчит. И час, и другой… Как только его из бригады не погнали!.. Работал, говорят, хорошо… Пока не сморила проклятущая горилка… Но не буянил и песен не пел, один лишь раз помню, когда Микола — шофер наш — сказал что-то о Марии, Иван бросился на него с бутылкой.

— А что этот Микола сказал о Марии? — заинтересовался Коваль.

— Уже и не припомню толком хорошо… В начале лета, перед сенокосом это было… Пришел, значит, и уселся на дубки. А тут Микола с дружком на мотоцикле подкатили, выпивать стали. Иван сидел, сидел и вдруг как сорвется с места — и ко мне. «Наливай!» — кричит. Выпил стакан, еще требует. Я ему: «Ты же непьющий, жара, долго ли до греха». А он свое: «Наливай, я деньги плачу». Что мне деньги, я и без его рублей план выполняю. Но вижу, горе у человека. Взяла грех на душу. Налила еще стакан. Немного и времени прошло, как слышу — шум, крик. Выглянула: Микола с Иваном — как петухи.

— Как фамилия Миколы?

— Да Гоглюватый же, шофер наш.

— А дружок его?

— Карасик Андрей. Ни богу свечка, ни черту кочерга.

— А что дальше было?

— Да ничего такого. «Врешь! — кричит Иван. — Убью!» — кричит. А Микола ему: «Дурак ты старый. Говорю, сам не видел, врать не буду, слух идет. И вообще плевал я на твою Маруську с Лагутой и на тебя тоже!» Тут Карасик вступился. «Все брехня, — говорит. — Лагута тоже старый, лысый, на черта он ей». А Микола сдуру возьми и скажи: «Может, Маруська подтоптанных любит!» После этих слов Карасик уже не знал, как их и растащить. С того дня Иван и повадился гостить у моего ларька и все Лагуту клял… Любил он Марию, ничего не скажешь. Пускай калека, а все же на двадцать годков моложе. С лица хоть воду пей, и тихая, и кроткая.

— А Лагута что же?

— Человек божий. И я в муки Христовы верю, да не так твердо. Мирскими делами не гнушаюсь. Живу, как все трудящиеся. И грехи у меня есть, — вздохнула Ганна. — Прости меня, боже! А брат Петро был один на всю Вербивку. Да что там наша Вербивка! Есть ли где еще другой такой праведный человек! Бывает, слушаешь его и диву даешься: вера такая, что словно и не по земле он с ней ступает, а над нами парит. Потому и ремесло себе Христово взял — плотником был…

— Значит, безгрешный?

Кульбачка только руками развела.

— А вы грешница? — улыбнулся Коваль.

В глазах Ганны мелькнуло удивление — неужели подполковник заигрывает с ней? Она опустила глаза, но Коваль мог поклясться, что в последнее мгновение в них блеснуло и обычное лукавство.

— И чего это убили Лагуту? — как бы размышляя вслух, произнес Коваль.

— Понятно, из-за ревностей сатанинских.

— Ревновать к такому святому человеку? Да и не молодой он был…

— С пьяных глаз и по дурости всякое бывает, — нашлась Кульбачка. — Иван, он ведь контуженый. Кто знает, что ему в голову взбрело. Люди, возможно, и набрехали на Марию. Вот и на меня разное говорят, жалобы пишут…

— Хорошо, — перебил ее Коваль. — Вы говорили участковому, что видели, как Чепиков в нетрезвом состоянии уронил возле дубков пистолет, а потом поднял и скова спрятал его за пояс.

Кульбачка кивнула.

— Может, он уронил какую-нибудь другую вещь, кошелек, например?

— Какой кошелек? Для денег у людей карманы есть. — Она свысока посмотрела на Коваля: надо же, не знает таких пустяков! — Револьвер, говорю, обронил. Парабел.

— Вы знаете системы оружия?

— Парабелов этих немцы здесь как мусор набросали.